Ее губы растягиваются в грустной улыбке.
— Как я и думала. — Она наматывает прядь волос на палец. — Эмиль сказал мне, что я сильнее всех суррогатов, которых он когда-либо видел. Я единственная, кто выжил после зачатия. — Другая ее рука скользит к животу.
— Эмиль, он был твоей фрейлиной? — спрашиваю я. Она кивает. — Ну он был прав. Ты самый сильный человек, которого я знаю. И, кроме того, Люсьен — гений, может быть, он поймет, как тебе помочь.
— Должно быть, он очень заботился о тебе.
— Я напоминаю ему того, кого он знал, — говорю я. — Его сестру. Она была суррогатом. Она умерла.
Мы на время замолкаем.
— Его сестра умерла при родах? — спрашивает Рейвен.
— На самом деле, я не знаю, — говорю я. Я вспоминаю Самую Длинную Бальную Ночь, когда Люсьен поймал Эша и меня вместе и рассказал мне правду о суррогатах. Его слова эхом раздаются у меня в голове.
У меня была сестра. Азалия. Она была суррогатом. Я пытался ей помочь, пытался сохранить ей жизнь, и на какое-то время мне это удалось. Пока однажды не произошло непоправимое.
Он никогда не говорил мне, что именно произошло.
— Я умру, если у меня будет этот ребенок, не так ли? — тихо спрашивает Рейвен.
В моем горле твердеет ком страха.
— Да, — говорю я.
— Да, — повторяет Рейвен. — Я понимаю. Я чувствую это.
Я не позволяю себе думать об этом, о смертном приговоре, который Рейвен вынесла себе. Я обнимаю свое тело, как будто это поможет мне не развалиться.
В это мгновение мы слышим щелчок, и дверь в вагон открывается.
Рейвен и я замираем. Пространство над нами заполняется звуками шагов и голосами.
— Слишком рано для этого, — говорит человек. Его слова отрывисты, и голос создает впечатление того, что его обладатель хорошо образован…
— Я принес кофе, сэр, — отвечает молодой голос.
— Отлично.
— И вот ваша газета.
Слышен скрип дерева, когда кто-то садится. Шелест газеты сопровождается звуком и запахом наливаемого кофе.
— Страшное дело, — говорит мужчина. — Мадам Кюрьо была подавлена, когда узнала. Должен признаться, я тоже был в шоке. Эш Локвуд изнасиловал суррогата? Я сам обучал этого молодого человека. Он был исключительным компаньоном. Одним из лучших.
— Возможно, это недоразумение, мистер Биллингс, — говорит парень.
Доносится громкий свист, и, пошатнувшись, поезд начинает движение.
— Ерунда, — говорит мистер Биллингс. — Мы не ставим под сомнение показания Дома-Основателя.
— Да, сэр. Конечно, сэр. — Возникает пауза. — Как вы думаете, семья мистера Локвуда согласится на сделку? Я хочу сказать, вы уверены, что он вернется к ним?
Я слышу, как сердце Рейвен бьется в такт с моим собственным.
— Ну ради бога, Рэд, куда еще он собирается идти? Я не могу себе представить, как он не выдал себя за такое долгое время, за исключением, конечно, рынка Лэндинга, и какая это была катастрофа. Нет, ему скоро придется вернуться домой. И из того, что я узнал о характере его отца, Локвуд-старший будет счастлив выдать своего трудного сына, чтобы спасти умирающую дочь.
Синдер.
Я думаю об Эше, который сейчас один в отсеке где-то поблизости. Он, очевидно, знает этого мистера Биллингса. Интересно, знает ли он парня, Рэда. Насколько я наслышана об отце Эша, суждение мистера Биллингса звучит точно.
Но Эш не собирается домой.
И Синдер умирает.
Мистер Биллингс, должно быть, очень увлечен газетой, потому что в течение долгого времени нет ничего, кроме молчания. Мои мышцы болят от постоянного напряжения. Рейвен и я слишком боимся двигаться, и моя спина и плечи начинают сводить судорогой. Поезд движется с постоянной скоростью, замедляясь только перед остановкой, когда мы достигаем массивных железных ворот, разделяющих Банк и Смог. Я слышу их скрежет, когда они открываются. Тяжелый стук сапог Ратника, входящего в вагон, чуть не заставляет мое сердце остановиться.
— Доброе утро, сэр, — говорит глубокий голос Ратника.
— Доброе утро, — говорит мистер Биллингс.
Слышен звук пишущей ручки.
— Направляетесь в Смог?
— Верно.
— Только вы и этот молодой человек, правильно?
— Да. И этот поезд был осмотрен вашими коллегами, прежде чем он покинул компаньонский дом.
Шаги идут туда-сюда по проходу, проходя мимо места, где, сгорбившись, лежим мы с Рейвен. Никто из нас не смеет дышать.
— Очень хорошо, сэр, — говорит Ратник. Дверь вагона закрывается.
Я шумно выдыхаю, когда поезд начинает двигаться дальше на всех парах.
Мы достигли Смога. Остался один округ.
Глава 12
КОГДА ПОЕЗД ТОРМОЗИТ, МОИ НЕРВЫ на пределе.
Каждый мускул моего тела в агонии, и боль непрерывно пульсирует у основания черепа, как после Заклинаний.
— Мы на месте, сэр, — говорит Рэд, дерево скрипит от его шагов, когда он идет в переднюю часть вагона.
— Да, я вижу. Возьми мой портфель, пожалуйста. Нас должна ожидать карета. Я очень хотел, чтобы мы могли воспользоваться главной конечной станцией, она намного ближе, но движение в это время дня просто кошмар. Надеюсь, мы вернемся в Банк до обеда — я всегда ужасно кашляю после Смога. Ты принес таблетки?
Я не слышу ответа Рэда. Обратно в Банк? Но что насчет Фермы?
Двое мужчин сходят с поезда. Мы с Рейвен не шевелимся.
— Что нам делать? — шепотом спрашиваю я.
Крыша нашего убежища со скрипом открывается. Мне больно смотреть на свет, и я моргаю, пока глаза не приспосабливаются, и я могу видеть смутную фигуру Эша надо мной.
Его лицо словно камень, взгляд пылает. Он протягивает руку — я беру ее, и он молча выдергивает меня наверх. Ноги меня не держат, и я оседаю на пол, потирая свои конечности и чувствуя невидимые иглы, впивающиеся в мои мышцы, когда в них снова поступает кровь. Рейвен падает рядом со мной.
— Что нам делать? — спрашиваю я еще раз. — Этот поезд не идет в Ферму.
— Может быть, мы сможем спрятаться на станции, — предлагает Рейвен. — Подождем другой поезд.
— Он убивает ее. — Голос Эша также холоден, как и его лицо. Никогда не видела его таким. Это меня пугает. — Знаешь, как много денег я отправил своей семье? Их должно быть достаточно, чтобы покупать Синдер лекарства ближайшие несколько лет.
— Думаешь, королевская семья забрала их? — спрашиваю я.
— Нет, — говорит Эш. Он сжимает руки в кулаки. — Думаю, что мой отец сделал именно то, чего я боялся. Он забрал все деньги себе.
