Я помню этот округ с моей поездки на Аукцион — трубы, извергающие дым разных оттенков серо-зеленого, бурого, темно-пурпурного; тусклый свет; улицы, набитые людьми. Но это было мимолетно, лишь малая часть огромного путешествия. Быть здесь внизу, среди людей, а не в вагоне поезда на возвышенности, совсем по-другому. Я чувствую запах мазута, слышу ропот голосов. Люди постоянно в меня врезаются, и трудно держаться рядом с Эшем и Рейвен, как и держать Тифа на виду. Он особенно ловко перемещается в толпе, виляя среди людей так легко, что иногда я совсем теряю его.
Улица, на которой мы находимся, вымощена огромным булыжником, по центру — рельсы. Здесь расположено множество фабрик, высоких зданий с решетками на окнах и трубами, устремленными в пасмурное небо. Кажется, что мы движемся вместе с общим потоком — то там, то здесь от общего движения отделяются работники и направляются внутрь одной из железных громадин, зачастую много толкаясь и пихаясь.
Раздается громкий лязг, и половина толпы останавливается, включая Эша и Тифа. Я врезаюсь в Эша, когда Рейвен врезается в меня. Виднеется деревянный указатель с нарисованным красным номером 27. И под этим знаком висит постер с лицом Эша.
Я нервно оглядываюсь по сторонам, но никто не смотрит на нас. Мы все равно в саже.
Лязг. Лязг. Лязг.
На нас движется троллейбус.
— Деревообработка и металлоконструкции Восточного квартала! — кричит проводник.
Троллейбус кажется самой чистой вещью в Смоге. Он окрашен в жизнерадостный красный цвет, который резко контрастирует с его пассажирами. Кондуктор одет в элегантную униформу и черную фуражку. На передней части троллейбуса имеется жирная надпись, гласящая «ТРОЛЛЕЙБУС № 27». И под ней изящным шрифтом — «СПЕЦИАЛЬНАЯ СЛУЖБА ДЛЯ РАБОТНИКОВ СМОГА».
Тиф прокладывает путь, пока Рейвен, Эш и я забираемся на борт, держась за перекладины, свисающие с потолка. Тележка полностью забита, все сиденья заняты, тела давят на нас отовсюду. Я сомневаюсь, что мне нужно было держаться за эти перекладины, чтобы устоять. Одна женщина без остановки кашляет в свой платок — я вижу пятна красного на белой ткани там, где просочилась кровь. Никто не смотрит на нас больше одного раза. Да и вообще никто на нас не смотрит. В этой машине ощущается подавляющая атмосфера отчаяния. Я могу чуять ее, густую и горькую.
Эш вырос здесь? Такое будущее намного хуже, чем жизнь компаньона? Затем я думаю о Болоте, об отвратительном зловонии, когда идет дождь, изможденные дети, грязь на улицах. Если бы Эш это увидел, возможно, он подумал бы, что мне было лучше во дворце Герцогини. Но стоит учитывать не только внешнюю сторону каждого округа. Все они имеют скрытые сердца.
За исключением, может быть, Жемчужины.
Троллейбус с лязгом катится по булыжным улицам, пока фабрики не принимают совсем другой вид. Вдоль дороги выстроились приземистые, кирпичные здания с короткими дымоходами, извергающими густой черный дым. Я едва могу прочитать вывеску на одном из ближайших к нам зданий: «МЕТАЛЛУРГИЧЕСКИЙ ЗАВОД ПЭДМОРА». А внизу небольшая надпись: «ФИЛИАЛ ДОМА ПЛАМЕНИ».
— Пэдмор, Рэнкворт, Джеттинг! — объявляет проводник, пока троллейбус замедляет ход. Рабочие начинают проталкивать себе ход, чтобы сойти с троллейбуса, пока еще больше людей ждет снаружи.
Десять минут спустя мы снова останавливаемся. Здесь воздух немного чище, здания сделаны из светло-серого камня, выше, чем металлургические заводы, и в воздухе меньше клубов дыма, или цвет дыма светлее. Вывеска на одном из входов гласит: «ДЕРЕВООБРАБОКА ДЖОЙНДЕРА. КОМПАНИЯ ДОМА КАМНЯ».
— Это мы, — бормочет Тиф, когда проводник выкрикивает: — Джойндер, Плейн, Шелдинг!
Он спрыгивает с троллейбуса и следует за группой, направляющейся к Джойндеру, пока мы проталкиваемся через других рабочих. Однако вместо того, чтобы войти в фабрику, Тиф сворачивает в сторону узкого переулка, который выходит на широкую оживленную магистраль. Пара Ратников прогуливается на противоположной стороне, издеваясь время от времени над некоторыми рабочими. Эш поправляет ворот своего пальто, чтобы лучше спрятать лицо.
— Нам нужно вернуться обратно, — говорит он. — Пройдем переулками между фабриками. Они приведут нас прямо к главному терминалу.
Тиф хмыкает. — Ты давно здесь не жил. Эти переулки теперь заколочены. Мы должны пойти по Бульвару Камня к Серым улицам.
Рейвен напрягается рядом со мной. Эш открывает рот, чтобы возразить, но Тиф прерывает его.
— Это мой квартал, — говорит он уверенно. — Я знаю каждый дюйм. Ты должен доверять мне.
Эш закрывает рот и кивает.
Бульвар Камня заставляет мое сердце подкатить к горлу. Повсюду постеры «Разыскивается». На каждой уличной вывеске, каждой двери и фонаре. Улица переполнена электрическими повозками, запряженными лошадьми повозками и тележками. Деревья высажены на разных интервалах, что придает улице чистое, более богатое чувство, нежели другие части Смога, которые я видела. Здания находятся на расстоянии друг от друга — мы проходим мимо отделения Королевского Банка, две статуи львов охраняют вход, и почту с примерно двадцатью тонкими ступенями, ведущими к огромным медным двойным дверям. Большую часть улицы занимает судейская контора, ее колонный фасад завешен огромным флагом с гербом Курфюрста — пламя, увенчанное короной, с двумя скрещенными копьями. Лицо Эша на каждом окне. Электрическая повозка припаркована рядом. На дверях нарисован синий круг с двумя серебряными трезубцами.
Герб Дома Озера.
Паника захватывает меня настолько, что трудно дышать.
— Эш, — вздыхаю я, кивая на карету. — Это она.
— Вероятно, это карета самого Дома, — говорит Эш. — У каждого королевского дома такие есть, они предназначены для их рабочих и фабричных инспекторов. Она бы никогда сюда не приехала.
Но он звучит не так уверенно, и мы оба ускоряем темп.
К тому времени, как Тиф сворачивает на улицу поменьше, я вся потею, несмотря на холодный воздух. Мы сворачиваем направо, затем налево, затем еще раз направо. Покрытие улиц сменяется с булыжника на грубый бетон. Так как мы отдаляемся от фабрик, вокруг нас начинают расти дома. Они выстроены вдоль улиц, стоят близко или прижимаются друг к другу, как будто боятся отделиться от стаи. Это место похоже на район Лили в Банке, но дома здесь не выкрашены в красный, желтый и синий. Они абсолютно одинаковые, с серыми низкими крышами, скошенными дымоходами и грязными окнами. У каждого имеется небольшое крыльцо, выступающее из входной двери. Большинство из них просели, краска потрескалась и отшелушилась. Молодая женщина вешает белье на веревку, протянутую между двумя столбиками, пока малыш играет с деревянной погремушкой у ее ног. Через несколько домов седой старик со сгорбленной спиной сидит на плетеном кресле, куря трубку. Я чувствую его взгляд на себе и опускаю глаза, смотря на трещины на тротуаре.
Мы сворачиваем за угол, и Эш останавливается. Он хватает мое запястье и отталкивает меня назад, припадая к крыльцу. Рейвен и Тиф следуют этому примеру.
