— Я не хочу потерять Рейвен.
— Я знаю. — Эш упирается в мой лоб. — Я уже скучаю по Синдер. Я знаю, что она еще не ушла, но… она была моим постоянным компаньоном в том месте. Она не давала мне развалиться. — Из-под его века просачивается слеза, и я убираю ее большим пальцем. Его челюсть колется от щетины.
Я так давно не чувствовала ничего хорошего. В течение нескольких дней я существовала в дымке беспокойства, страха и напряжения. Все это тает, когда я притягиваю его к себе.
Наш поцелуй нежный и медленный. Нам больше не нужно спешить. Нам не нужно прятаться, беспокоиться о уроках Карнелиан или быть пойманными герцогиней. Мы находимся в надежном месте, и мое сердце болит от того, сколько таких моментов упущено. Мои руки проскальзывают под его свитер, мои пальцы выводят узоры на него пояснице. Его рот опускается к моей шее. Его губы мягкие, и каждый поцелуй разжигает пламя, горящее глубоко в том секретном месте внутри меня, которое знает только он.
Одним быстрым движением я стягиваю его свитер через голову. Я почти забыла гладкость его груди, его ключицы, жесткие изгибы его плеч. Я пробегаю руками по животу, и Эш непроизвольно вздыхает. Он хватает края моего свитера, и я поднимаю руки, чтобы помочь ему снять его.
Я дрожу от желания, когда его кожа соприкасается с моей. Куда бы он ни прикасался, это словно электрический импульс. Я погружаю пальцы в его волосы, когда его губы возвращаются к моим.
Я даже не осознаю, что думаю об этом, но приходит мантра.
Первое — увидеть все как есть. Второе — увидеть в своем уме. Третье — подчинить своей воле.
Мне не нужно открывать глаза, чтобы знать, что волосы Эша возвращаются обратно к первоначальному цвету. Я хочу, чтобы он был таким, какой есть, таким, каким должен быть.
Он отодвигается и хихикает мне в щеку.
— Ты изменила мои волосы обратно? — бормочет он. Его голос заставляет мою кожу гореть.
— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я.
— Когда ты это делаешь, чувствуется тепло. И что-то вроде… покалывания.
— Да? — Я рада, что ему приятно. Я едва замечаю пульсацию у основания черепа.
— Ммм-ммм… — Его пальцы обводят мою линию талии, и я издаю стон.
Внезапно раздается громкий стук в дверь.
— Вайолет? — Голос Люсьена заставляет мое сердце упасть. Я быстро подбираю свитер и надеваю его.
— Отлично, — бормочет Эш, надевая через голову свой свитер.
Как только мы оба одеты, я открываю дверь.
— Привет, — говорю я, задыхаясь. Мое лицо горит, и я знаю, что не смогу выглядеть еще более виноватой, даже если попытаюсь.
Глаза Люсьена пристально оглядывают нас.
— Если ты даже подумаешь о том, чтобы прикоснуться к ней, я тебя изобью.
— В самом деле, Люсьен? — спрашиваю я раздраженно.
— Я думаю, мы уже выяснили, кто из нас может побороть другого, — парирует Эш.
— Эш! — одергиваю я.
— Я не для того рисковал всем ради нее, чтобы ты мог удовлетворить свои… потребности, — говорит Люсьен. — Она здесь для более важных вещей.
— Ты думаешь, я этого не знаю?
— Нет, — говорит Люсьен, делая шаг вперед в комнату. — Я думаю, что у тебя только одна цель на уме.
— Прекратите, вы оба, — говорю я.
— Ты гений, Люсьен, все это знают, но иногда… — говорит Эш, качая головой. — Ты можешь быть невероятно глупым.
— Прости, что? — Люсьен делает еще один шаг к нему. Я хватаю его за локоть, чтобы удержать.
— Ты ненавидишь компаньонов, потому что у нас есть то, чего у тебя нет, — говорит Эш. — Но разве ты не видишь, что у нас тоже кое-что забрали?
Холодный смех Люсьена заставляет меня поежиться.
— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.
— Здесь все в порядке? — Голос Гарнета заставляет всех подпрыгнуть. Он стоит, прислонившись к дверному проходу, с кривой улыбкой на губах. Интересно, как долго он наблюдал за перепалкой.
— Все в порядке, — резким тоном отвечает Люсьен. — Всем нужно немного поспать. Особенно тебе, — говорит он, обращаясь ко мне. — У тебя завтра большой день.
— Я остаюсь в комнате Рейвен, — говорю я ему. — Гарнет может остаться здесь с Эшем. Но, Люсьен… — Я смотрю в его темно-синие глаза. — Я больше не хочу слушать эту чушь о том, что мне делать или не делать с Эшем. Я не для этого сбегала из одной тюрьмы, чтобы попасть в другую. Ты должен верить, что я могу принимать правильные для себя решения. Потому что я могу и буду это делать.
Люсьен сжимает губы и так сдержанно кивает, что это почти незаметно, только малейшее движение головы. Затем он выносится из комнаты, даже не взглянув в сторону Эша.
— Ну, — говорит Гарнет, прохаживаясь по комнате и хлопая Эша по плечу. — Захватывающий день, а? — Он наклоняется и с издевкой шепчет: — Если вы двое хотите уединения, я не скажу.
Я закатываю глаза.
— Тебе нужно немного поспать, — говорит мне Эш. — Я не знаю, что она приготовила для тебя, но эта женщина, Сил… суровая.
Я киваю, и с моих губ ускользает зевок. Эш улыбается. Он нежно целует меня над каждым глазом, прежде чем поцеловать в губы.
— Иди, — бормочет он. — Увидимся утром.
Больно уходить от него, но я так устала. Когда я вхожу в комнату, Рейвен все еще спит. Я снимаю обувь, даже не утруждаясь снять одежду, и сворачиваюсь калачиком на пустой постели. Одеяло пахнет вереском — оно напоминает мне мою кровать дома в особенно холодную ночь или во время грозы; Хэзел заползла бы под одеяло вместе со мной, и мы бы засыпали, свернувшись вместе.
— Спокойной ночи, Хэзел, — говорю я, как много раз делала в Болоте поздней ночью. — Спокойной ночи, Охра. Спокойной ночи…
Но прежде чем я добираюсь до мамы, я погружаюсь в глубокий, блаженный сон.
Глава 16
Я ОЧНУЛАСЬ ОТ ГРОМКОГО СТУКА в дверь.
— Подъем! — лает Сил. — Сегодня мы посмотрим, из чего ты сделана.
Я чувствую себя так, будто могу спокойно проспать еще около двенадцати часов. Я протираю глаза и потягиваюсь, затем иду будить Рейвен. Я хотела бы дать ей еще поспать, но не хочу, чтобы она проснулась одна.
— Рейвен, — говорю я, тряся за плечо. — Пора просыпаться.
Она поднимается в вертикальное положение.
— Все темно, слишком темно, — вздыхает она. Ее взгляд не сфокусирован, когда она смотрит на меня. — Они возьмут твои глаза.
— Все в порядке. — Я сжимаю ее лицо в руках, пытаясь заставить ее сосредоточиться на мне. — Ты — Рейвен Стирлинг. Ты настоящая. Ты сильнее этого.
Я вижу перемену, щеки ее покраснели, взгляд становится ясным, а не стеклянным.
