— Я не уверена, что это лучшая идея, — говорит Сил.
Но я — земля, и эти люди должны видеть меня.
Я чувствую сильную боль в центре груди, и цементный пол трескается. Несколько человек кричат. Девушка-Аннабель хватает брата и сестру и тянет их назад.
Теперь я чувствую запах воды, ее земляной привкус.
Я становлюсь водой.
Мои пальцы жидкие, мое тело легкое и текучее, и из трещины в полу прорывается струйка воды. Она закручивается прозрачной лентой, разрывается, а затем формируется. Она наполняет меня ярким, заоблачным счастьем; скользкие побеги кружат друг с другом, прежде чем я разрываю свою связь с Водой, и она опускается обратно к реке вниз. Взгляд на лицах толпы меняется с испуга до трепета.
Я снова соединяюсь с Землей, и трещина в полу закрывается.
Оглушительная тишина. Она давит на мои барабанные перепонки тяжестью неверия и страха.
— Вайолет?
Я поворачиваюсь и вижу у подножия лестницы Уистлера, его руку на плече четырнадцатилетнего мальчика, с удивлением смотрящего на то место, где была вода.
Но мальчик завладел моим вниманием.
Я смотрю в глаза своего брата.
Глава 26
— ОХРА! — Я ИЗДАЮ ПРИГЛУШЕННЫЙ ВИЗГ И ВЫБРАСЫВАЮ руки, чтобы его обнять.
— Что ты здесь делаешь? — говорю я.
— Что ТЫ здесь делаешь? — говорит он. — Разве ты не должна быть в Жемчужине?
Я отпускаю его.
— Это длинная история.
Он смотрит позади меня.
— Разве это не компаньон, которого все ищут?
— Он часть истории, — говорю я.
— Откуда ты знаешь этого мальчика? — спрашивает Уистлер.
— Он мой брат, — говорю я. — Охра, как Хэзел? И Мама? С ними все в порядке?
— Хэзел скоро должна будет пройти тестирование, — говорит Охра. Мое сердце падает куда-то вниз.
— Мама не справляется, — говорит он.
Я содрогаюсь. Моя мать даже не знает, что хуже всего.
Может, новая дата — подарок. Может быть, у Хэзел не будет времени для тестирования.
Если я смогу остановить аукцион, прежде чем Хэзел даже получит шанс пройти тестирование, ей никогда не придется пройти через то, что я пережила.
— Может, кто-нибудь объяснит, что здесь произошло? — говорит грубоватый человек. — Она какая-то… ведьма?
Я забыла, что была в процессе того, чтобы оправдать себя перед этими людьми.
— Я не ведьма, — говорю я. — Больше как… — Я пытаюсь придумать, как я могу это объяснить. — Как проводник. Я могу вызывать стихии. Этот остров был разделен королевской властью. Он хочет помочь. Разве вы не видите? Он больше, чем все мы. — Я не знаю, что я могу рассказывать — говорить ли о Паладинах и первоначальном завоевании острова?
Многие лица определенно смотрят на меня как на сумасшедшую. Но некоторые кажутся заинтригованными.
— Что еще ты можешь сделать? — спрашивает светловолосый мальчик.
— Я бы тоже хотел это знать, — говорит Охра. — Это то, чему тебя научили в Южных воротах?
— Нет, — говорю я. — Это то, чему нас намеренно не учили в Южных воротах. Но работая вместе со всеми суррогатами, мы сможем взять на себя их армию. Мы можем попасть внутрь Жемчужины и уничтожить ее изнутри.
— Никто не смеет даже выдохнуть хоть слово об этом хоть кому, — говорит Сил. — Или Черный Ключ узнает об этом.
— Черный Ключ знает об этом? — спрашивает кто-то.
— Конечно, он знает, — отвечает Сил с издевкой.
— Почему он нам не сказал?
— Он не говорит ничего никому, если не хочет, черт возьми, — говорит Сил. — И взгляните на свои лица сейчас. Вы бы не поверили ему. Вы должны все увидеть сами.
— Уже поздно, — говорит лысый мужчина с газетой. — И мы договорились, о том, о чем должны были. Тренировки начинаются с завтрашней ночи. — Он с опаской оглядывается на меня. — Если Черный Ключ принимает этого суррогата, то мы тоже.
Люди начинают уходить по двое и по трое, делая промежутки время от времени, чтобы масса людей, выбегающая из тату-салона глубокой ночью, не была заметна. Это могло легко вызвать подозрения.
Девушка-Аннабель уходит с братом и сестрой. Мальчик наклоняется ко мне, когда он проходит мимо, шепчет:
— Меня зовут Миллет.
Я улыбаюсь. Еще один человек на моей стороне.
Потихоньку толпа расходится, пока не остаемся только я, Охра, Сил, Эш и Уистлер.
Я не хочу, чтобы Охра уходил, но я знаю, что он должен.
— Ты не можешь сказать маме или Хэзел, что видел меня, — говорю я. — Это слишком опасно.
Он кивает.
— Я знаю.
— Как ты вообще в это ввязался?
— Сейбл Терсинг, — говорит он. — Есть много мальчиков моего возраста, которые разозлились — с нами обращаются хуже, чем с животными на молочной ферме. Они начали урезать нашу зарплату без всяких причин. Они секут нас, если мы опаздываем даже на минуту. Мы хотели что-то сделать, сопротивляться, и Сейбл сказал, что он слышал об этом Обществе, которое тайно выступало против королевской власти, но мы не знали, как его найти. Он сказал, что слышал что-то о черном ключе, поэтому мы стали рисовать их повсюду. Тогда к нам и пришел Уистлер. Сказал нам прекратить вандализм и сделать что-то наконец.
— Ты не можешь всерьез ожидать, что я позволю тебе сражаться, Охра, — говорю я. — Тебе всего четырнадцать.
— И тебе всего шестнадцать, — говорит он. — И похоже, что ты в гуще всего этого, что бы это ни было.
— Это слишком опасно, — говорю я.
— Ты не мать, — настаивает он.
— Мама согласилась бы со мной.
— Что же, тогда хорошо, что ее здесь нет.
Я открываю рот, чтобы выразить протест, но Сил прерывает меня.
— Как бы очаровательно ни было это семейное воссоединение, — говорит она, — мы должны возвращаться домой.
— Подождите, — говорит Эш. — Сначала мне нужно кое-что сделать.
— Что? — спрашиваю я.
Он смотрит на Уистлера. — Мне понадобится одна из этих татуировок с ключом.
* * *
— ЭТО БОЛЬНО?
Эш осторожно кладет руку на плечо, где Уистлер наложил повязку после того, как сделал символ Люсьена на коже Эша. Тележка катится по колее, а Эш вздрагивает.
— Просто немного болит, — говорит он.
Я замерзла и измучена к тому времени, как мы возвращаемся к Белой Розе. И я отчаянно скучаю по своему брату. Тот малое время, что мы провели с ним, только заставило меня тосковать по дому. Сейчас должно быть почти три часа утра, но горит свет в гостиной.
