Но, в отличие от Инди, она плачет не от радости.
У меня получается разобрать ее имя — Оливия, прежде чем она начинает кричать.
— Где я? Где моя хозяйка? Верните меня обратно! Я хочу обратно в Жемчужину. — Зеленые глаза Оливии выглядят безжизненно под ее густыми бровями. — Как вы могли так поступить со мной?
Прежде чем у меня есть шанс сказать хоть что-то, она выбегает за дверь и вниз по лестнице. Я следую за ней, а она останавливается при виде четырех женщин, сидящих за обеденным столом.
— Я помню тебя, — говорит она Сиенне. — Ты нарушила правила. Ты пила шампанское тогда, когда не должна была. Я видела тебя на балу Курфюста. — Она поворачивается ко мне, будто я внезапно стала ее союзником. — Я сказала своей хозяйке, и она была довольна, да, была, она знала, что я никогда с ней так не поступлю. Будь покорной и получишь награду, так она всегда говорила. — Олив прижимает руки к груди. — О, моя бедная хозяйка, что она будет делать без меня?
— Она переживет, — огрызается Сиенна. — И ты тоже.
Инди бросает на нее взгляд. Она поднимается и обвивает Оливию рукой.
— Все будет хорошо, — говорит Инди. — Я думаю, что они пытаются нам помочь.
— Я хочу помочь своей хозяйке, — говорит Оливия, шумно всхлипывая.
— У тебя больше нет хозяйки, — мягко говорю я.
— Нет, есть, это Леди Потока, и я ей нужна!
Она предается рыданиям на руке у Инди.
— Нам нужно показать ей. Давайте с этим покончим, — говорит Сиенна. — Может, когда она попадет на скалу, она поймет.
— Я никогда раньше не была на скале, — говорит Инди, гладя Оливию по волосам и оглядываясь вокруг, будто скала может прятаться под диваном или маячить неподалеку.
— Я хочу вернуться в Жемчужину, — стонет Оливия.
Меня удивляет реакция Оливии, и ее недовольство настораживает. Я бы в жизни не представила суррогата, который, проведя сколько угодно времени в Жемчужине, стал бы защищать королевскую власть.
— Ты права, мы должны им показать, — говорю я Сиенне. — Рейвен?
Рейвен сидит ссутулившись, держа голову руками.
— Что не так? — говорю я, быстро подходя к ней.
— Ей запудрили мозги, — говорит она, смотря под ноги. — Не так, как мне, но… она верит их лжи. Она любит их. Это больно.
Я кладу руку ей на колено.
— Мы можем подождать. Тебе не нужно сейчас нас туда отводить. Все в порядке.
Рейвен вскидывает голову.
— Конечно, я могу вас туда отвести. Там все равно лучше. — Она потирает висок. — Я хотела бы, чтобы она перестала плакать.
Мы выводим Оливию и Инди к пруду. Холод прошлой ночи исчез, солнце сияет на безоблачном голубом небе. Почти тепло.
Эш бегает кругами вокруг поля — он без рубашки, и мышцы спины его двигаются, пока он бежит.
— Кто это? — спрашивает Оливия, впервые перестав плакать.
— Он кое-кто, с кем вы познакомитесь позже, — говорю я. Глаза Инди прикованы к удаляющейся фигуре Эша.
— Давайте сделаем это у пруда, — предлагает Сиенна.
— Куда вы меня ведете? — спрашивает Оливия. Я продолжаю крепко ее держать, и я рада, что у Инди та же самая мысль.
— Какой очаровательный дом, — говорит Инди, оглядываясь на Белую Розу. — И воздух здесь… такой чистый. — Она глубоко вздыхает.
Мы встаем в круг на краю пруда. Рейвен берет Инди за другую руку, а я беру руку Сиенны. Оливию приходится тащить.
— Что она собирается делать? — спрашивает она.
— Мы покажем вам, кто вы на самом деле, — говорю я.
— Так что перестаньте пытаться бороться с этим, — добавляет Рейвен. — Потому что ты не можешь.
Она закрывает глаза. Мы с Сиенной делаем то же самое.
Я слышу слабый крик Оливии, когда скала тянет нас к себе.
На этот раз деревья на скале пойманы ураганом, их ветви дрожат и скрипят под порывами ветра. Сухие коричневые листья летают в воздухе вокруг нас. Я никогда не чувствовала, что это место так заряжено. Я вижу Оливию и Инди на дальней стороне спиральной статуи, и у них тот же самый взгляд на лицах, что и у Сиенны, когда она впервые увидела океан — смесь страха и благоговения.
Мы останемся здесь на несколько минут, позволяя силе этого места впитаться. Когда мы возвращаемся, Оливия и Инди смотрят вниз и видят цветы вокруг себя — темно-зеленые и лимонно-желтые.
— Что это было за место? — спрашивает Инди, наклоняясь, чтобы погладить свои цветы. Даже когда они вянут под ее прикосновением, расцветают новые.
— Что ты со мной сделала? — спрашивает Оливия, шагая назад. — Я чувствую… — Она сжимает грудь. След зеленых цветов следует за ней. — Не знаю…
Аркан начинает жужжать в пучке моих волос.
— Я сейчас вернусь, — говорю я Рейвен и Сиенне. — Оставайтесь с ними.
Я бегу обратно в дом и вырываю аркан.
— Люсьен?
— Это я, — говорит Гарнет. — Мне нужно поговорить с тобой. — Его тон срочный, как той ночью, когда я впервые услышала его по аркану. — Я подумал, что ты захочешь знать. Моя мать получила посылку вчера поздно вечером.
— Что это было?
— Суррогат.
Мое сердце падает.
— Как она могла получить еще одного суррогата? Аукцион еще не состоялся.
— Я не знаю. Я видел, как пришла девушка. Она была в наручниках и с завязанными глазами. И доктор Блайт пришел во дворец этим утром. — Он вздыхает.
— Люсьен знает?
— Я пытался связаться с ним. Я полагаю, что он довольно занят теперь, когда дата Аукциона была перенесена.
— Так ты тоже слышал об этом?
— Да. Здесь кровавая бойня. Не думаю, что кто-то из суррогатов с прошлогоднего Аукциона оставлен в живых. Все знают, что Курфюрстина хочет, чтобы ее дочь правила. Аукцион был перенесен, и все сделано для того, чтобы он состоялся. Поэтому любой суррогат, беременный девочкой, фактически бесполезен.
— Они убивают своих собственных суррогатов?
— Да, — мрачно отвечает Гарнет. — И ты не в безопасности, даже если ты носишь мальчика, потому что можно поспорить, что какой-нибудь соперничающий Дом попытается тебя забрать.
Я содрогаюсь.
— Это будет сложнее, чем мы думали.
— Оно всегда так было, — говорит он. — Я никогда… это будто… — Он расстроенно ворчит. — Теперь я их всех вижу. Суррогатов. Я никогда их не замечал. Только я вижу ее в каждой из них. — Я знаю, что он говорит о Рейвен. — Я вижу и тебя в них, — быстро добавляет он. — Теперь они все люди, напуганные девочки, разгуливающие на поводках и запертые в медицинских комнатах. Это отвратительно.
