Лицо Гарнета становится еще более красным, и он прокашивается.
— Еще всего лишь несколько недель, верно? — говорит он. — Затем нам не придется таиться. Я устал играть знать.
— Я устала от того, что со мной снова обращаются как с собственностью. Уже, — ворчу я.
— Да, прости за это. Я не могу ничего…
Я поднимаю руку.
— Как ты и сказал — еще несколько недель, и потом все это закончится, так или иначе. — Как только эта мысль доходит, нас одолевает тревога. Мы можем быть мертвы через месяц. — Правда, что твоя мать держит Хэзел в медицинской комнате? — спрашиваю я, меняя тему.
— Моя мать совсем не говорит со мной о суррогате. Это Мод тебе сказала?
— Да.
Гарнет чешет подбородок.
— Тогда, наверное, это правда.
Я делаю шаг в его сторону.
— И ты не слышал или не видел ничего, что могло бы вселить тебе мысль, что она в опасности?
— Нет, но, как я и сказал, никто не говорит мне о суррогатах. — Он хмурится, как будто он только что что-то осознал. — Тебе следует быть осторожной. Тебе не следует говорить при Матери и Коре, они могут узнать твой голос. О, и при Карнелиан.
Карнелиан. Я почти забыла про нее. Племянница Герцогини; Эш был ее эскортом. Она узнала обо мне и Эше и сказала Герцогине. Благодаря ей, Эша бросили в темницу и почти убили. Злость поднимается к моему рту, горячая и горькая, как желчь.
— Это так странно, — говорит Эш. — Я знаю, что это ты, но ты не выглядишь, как ты. То есть я знаю злое лицо Вайолет, и это почти как… как видеть это выражение на незнакомце.
— Это же хорошо, верно?
— Да. Это просто… странно. — Он встает и глядит в сторону двери. — Тебе лучше, наверное, направиться в сад.
— Верно. — Я понятия не имею, что делать, как быть фрейлиной.
Лицо Гарнета смягчается.
— Делай все, что она говорит. Подбирай платья и все остальное. И приноси ей завтрак, если хочет. В этом и вся работа. Уверен, ты вспомнишь. — Я знаю, что он говорит об Аннабель. — Вот, — говорит он, направляясь к шкафу и отдавая мне мягкую розовую шаль. — Извини за цвет. Корал нравится розовый.
Я нерешительно смеюсь.
— Думаешь?
Мои руки трясутся, пока я накидываю шаль себе на плечи.
— Эй, Вайолет? — говорит Гарнет. — То, что ты сделала, было безрассудным и все такое, но я думаю из-за того, чего это стоило, твоей сестре с тобой повезло.
— Спасибо, — шепчу я; мне сдавило горло. Я показываю на него пальцем. — Я теперь Имоджен. Не забывай. Я могу забыть.
— Есть, мэм, — говорит он с усмешкой.
У меня ноги трясутся, пока я спускаюсь обратно вниз и выхожу в сад.
* * *
БЫТЬ ФРЕЙЛИНОЙ КОРАЛ — ЭТО ИСПЫТАНИЕ НА терпение.
Надеюсь, Аннабель никогда так не чувствовала себя по отношению ко мне. Она болтает обо всем и чем угодно; кто носит платье, которое она хочет, или кто из друзей теперь с ней не разговаривает, раз она поднялась на ранг выше в Жемчужине. Этого достаточно, чтобы у меня появилось желание заткнуть уши пальцами. И, более того, пока мы в саду, мне приходится бегать за ней. Одно мгновение — она расхваливает определенный цветок, а другое — она уже увидела птичку и просто обязана за ней побежать. Наконец, она утверждает, что устала, и требует зайти внутрь.
Я устаю и изматываюсь ко времени ужина, и у меня не было даже одной свободной секунды, чтобы попытаться и узнать путь к медицинской комнате. Когда я была суррогатом Герцогини, я пользовалась приватным лифтом со второго этажа прямо в подвал. Я точно помню дорогу: по залу цветов через открытую галерею, потом направо, потом налево, потом по короткому коридору, обитому дубовыми панелями. Но благодаря непрекращающимся нуждам Корал, у меня не было шанса даже попытаться туда добраться. Кроме того, Мод сказала мне, что меня не должны видеть в залах. Может существует вход в медицинскую комнату для прислуги? Я пытаюсь вспомнить, заметила ли я любую другую дверь во время моих визитов к доктору, но все, что я могу вспомнить — стерильное чувство, скопления яркого света, поднос с блестящими серебряными инструментами.
Ужин дал мне короткую передышку (после того, как Корал отвергла семь платьев и заставила меня переделывать прическу дважды), и я благодарна за это. Уставали ли так когда-то Аннабель? Мои ноги и икры болят, и в левом виске начинает назревать головная боль. Проводив Корал в столовую, я решаю попробовать снова найти кухню и теряюсь в лабиринте подземных служебных тоннелей. Мне слишком стыдно спрашивать направление. Все выглядят такими занятыми. Я прохожу мимо Ратника и не могу не почувствовать, как сжимается грудь и ускоряется пульс. Он останавливается и представляет себя как Третий, затем весьма любезно указывает мне верное направление.
— Итак, ты прислуживаешь Корал?
Я киваю. После того, что сказал Гарнет, я боюсь говорить перед кем-либо. Не то чтобы Ратники узнают мой голос.
— Из какого ты округа?
Он стройный, со смуглой кожей и большими карими глазами. У него самые длинные ресницы, которые я когда-либо видела у мальчиков. Я никогда прежде не рассматривала Ратников так близко — они всегда сливались вместе.
— Ферма, — вру я.
— Я из Банка. — Интересно, не он ли сын Кобблера, человека, которого Люсьен послал забрать меня из дома Лили, человека, который потерял сына, чтобы тот стал Ратником. — Какое имя тебе дали?
— Имоджен.
— Звучит приятно. Не думаю, что слышал это имя раньше. Я, наверное, уже миллионный Третий, который ходит по этим коридорам. Герцогиня уволила большинство прошлой охраны после того самого случая с компаньоном. Я здесь всего лишь несколько месяцев.
Прежде чем я вижу кухню, я чувствую ее запах — ветчина и мед, смешанные с розмарином и тимьяном. Мой желудок урчит. Третий смеется.
— Ты скоро поешь. После того, как Корал отойдет ко сну. — Он придвигается ближе. — Хорошо веди себя с Зарой. Это толстая кухарка. То есть самая толстая кухарка. Если ты ей понравишься, она позволит тебе перекусывать.
Кухня похожа на сумасшедший дом. Кастрюли стучат о варочные панели, на большие сервировочные блюда раскладывают еду, вокруг бегают лакеи, повара кричат служанкам добавить то одно, то другое в разные блюда.
— Нам сейчас же нужно второе блюдо, — огрызается один из лакеев.
— Вы получите его, как только оно готово, — огрызается в ответ толстая кухарка, которая дала мне ранее пирог. Судя по всему, она и есть Зара. Она выжимает половину лимона на огромную целую золотую рыбу, обложенную дольками лимона и пышной зеленью. Кухарка добавляет немного специй, затем Зара передает поднос сердитому лакею. Ее взгляд падает на меня и просветляется. — Новая девочка! Тебе уже дали имя?
— Имоджен, — говорю я.
