Я крадусь по коридору в направлении прежних покоев Эша. Я помню, что здесь были проходы, отходящие от этого тоннеля, но я никогда ни один из них не использовала. Первый коридор, который я пробую, приводит меня к лестнице, идущей вверх, открывающейся в кабинет второго этажа, которого я раньше не видела. Это уютная комната с множеством книжных полок, плюшевым диваном и небольшим письменным столом. Фотография в рамке бросается в глаза — мужчина, женщина и две маленькие девочки, стоящие на ступеньках того, что, несомненно, является дворцом Озера. Я сразу узнаю одну из маленьких девочек, как герцогиню. Другая должна быть ее сестрой. Даже в детстве у герцогини было всё высокомерие ее взрослой натуры — она смотрит на камеру с надменным выражением.
Эта комната внезапно кажется слишком личной, почти опасной. Я ставлю фотографию точно там, где нашла, и ухожу.
Я возвращаюсь обратно и иду в другой проход. Тупик.
Третий проход оказался намного лучше. Я чувствую, как пол наклоняется вниз, и воздух становится затхлым и холодным. У меня чешутся ладони и учащается дыхание. Я достигаю полированной каменной лестницы и сползаю по ней, шаги в моих ушах звучат громче, чем должны. Когда я дохожу до низа, меня ожидает черная дверь.
Я знаю, что за ней Хэзел. Я чувствую это. Волосы на моих руках встают дыбом.
Нет ни ручки, ничего, за что можно было бы ухватиться, чтобы открыть ее. Я не знаю, из какого материала она сделана, но своими ладонями я ощущаю неестественный холод. Я вожу руками по ее внешним краям и нащупываю небольшое углубление с левой стороны. Я тяну, сжав пальцы, и дверь открывается.
По мере того, как я вхожу, меня охватывает воздух, пропитанный антисептиком. Медицинский кабинет как я его помню. Сгруппированные насекомоподобные огни, нетронутые белые стены, поднос с серебряными инструментами. Доктора здесь нет, хотя весь его стол завален бумагами.
Но моё внимание сосредоточено на кровати в центре комнаты. На ней лежит человек, прикрытый до подбородка белой простыней.
— Хэзел? — Мой голос звучит словно хрип. Затем я бегу, но когда фигура на кровати появляется на виду, я останавливаюсь и у меня перехватывает дыхание.
Она другая. Они что-то с ней сделали. Изменили подбородок, сделали нос более острым. И ее волосы гуще, хотя они все еще черные, длинные и волнистые, как у меня. Она спит, все ее тело накрыто простыней. Я оттягиваю краешек, и в горле поднимается рыдание, когда я вижу ремни, которые удерживают ее — на плечах, торсе и бедрах. Даже ее руки связаны у запястий.
Но ее грудь поднимается и опускается. Она жива.
И что еще более важно, ее живот плоский. Нет никаких следов выпуклости, нет живота, как у Рейвен, когда та была беременна.
— Ох, Хэзел, — шепчу я, кладя свою руку ей на лоб и убирая прядь волос с её лица. Она шевелится, ее веки распахиваются, и то, что я вижу, заставляет мой желудок свернуться.
Её глаза. Её красивые карие глаза.
Они фиолетовые.
— Что они с тобой сделали? — шепчу я.
Странные фиолетовые глаза Хэзел расширяются, а затем она открывает рот и испускает чудовищный крик.
— Прекрати! — кричу я, прижимая руку к ее рту, но она сильно кусает меня.
— Не надо! — кричит она, — Не надо, не надо, не надо!
— Хэзел, это я! Вайолет!
Хэзел бьется в ремнях со всей силой. Я держу ее голову между руками, чтобы сдержать.
— Посмотри на меня, — говорю я яростно. — Мои волосы другие и глаза другие, но это я. Послушай мой голос. Вайолет.
Хэзел смотрит на меня, задыхается, напугана.
— Слушай мой голос, — повторяю я.
— Вайолет? — тяжело выдыхает она.
Большая слеза вытекает из уголка моего глаза и попадает на ее щеку.
— Да, — говорю я. — Это я.
И моя милая, сильная сестренка расплакалась.
— Ты здесь, — всхлипывает она. — Ты настоящая.
— Я здесь, — говорю я снова и снова, пока вздымается ее грудь, стянутая ремнями.
— О, пожалуйста, — говорит она. — Вытащи меня отсюда. Они причинили мне столько боли, Вайолет. Доктор Блайт и герцогиня, они… сначала они давали мне что-то каждый день, и каждый день я истекала кровью, а затем они перестали, но они начали резать мне лицо, и они не выпускали меня на улицу, и мне всегда так холодно…
— Тссс, — говорю я, приглаживая ей волосы.
— Они забрали меня, потому что ты ушла, — говорит она. — Это то, что она сказала. Она сказала, что я твое наказание.
Мое сердце сжимается от чувства вины.
— Мне очень жаль, — шепчу я.
— Я хочу домой, — стонет Хэзел.
— Я тоже, — говорю я, мой голос надламывается. Я ищу способ снять с нее ремни, но они закреплены прямо на медицинской койке.
— Есть кнопка, — говорит Хэзел. — На стене. — Она указывает налево привязанной рукой. Я спешу к стене, сдвигаю серебряную белую панель и нахожу клавиатуру с шестью кнопками. — Синяя, — говорит Хэзел. — Я видела, как доктор так делал.
Как только ремни снимаются, я снова рядом с ней. Она бросается на меня с объятьями, все ее тело дрожит.
— Все хорошо, — говорю я. Я бы хотела увезти ее отсюда, увезти ее в Болото с мамой, или в Белую Розу, где герцогиня ее не достанет.
— Мне нужно у тебя кое-что спросить, — говорю я, мой голос приглушен ее волосами. — Ты беременна?
Руки Хэзел напряжены. Она отстраняется от меня, ее фиолетовые глаза темнеют.
— Нет, — говорит она. — Они не думают… это не работает. Они пытались. Они пытались… я думаю, в течение месяца? Может больше? Я не знаю. Время здесь такое странное…
Ее глаза наполняются слезами, и я смахиваю одну из слезинок большим пальцем.
— Все в порядке, — говорю я. — Не торопись.
Хэзел делает глубокий вдох, не переставая дрожать.
— Они пришли за мной ночью. Мама… — Она зажмуривает глаза. — Мама кричала и плакала, но было так много Ратников. Доктор проверял меня в поезде. Он сказал… он сказал, что я суррогат, и если нам «повезет», то я такая же, как ты. Он рассказал мне о Заклинаниях. Он сказал, что я должна родить Герцогине ребенка, но быстро, быстрее, чем обычно.
Рука Хэзел движется к пояснице, и страх наполняет мои легкие.
— Он сказал, что у меня нет времени изучать Заклинания, — шепчет она. — Он сказал…
Очень осторожно я поднимаю заднюю часть ночной рубашки сестры. У основания позвоночника рубец размером с грецкий орех, из него исходит паутина голубовато-красных вен.
Пистолет-стимулятор. Доктор Блайт, должно быть, часто им пользовался, поскольку Хэзел так и не научилась пользоваться Заклинаниями самостоятельно.
— Герцогиня так разозлилась, — говорит Хэзел, глядя на свои руки. — Она кричала и бросала вещи, когда Доктор Блайт сказал ей, что я не… что я не могу…
