— Мы тренировались, — говорит Эмбер. — Скарлет сделала водоворот в одной из ванн прошлой ночью. Я сделала мини-торнадо на ладони, как тот, который ты показала мне, когда пришла в первый раз.
— Это замечательно, — говорю я, и в то же время говорит Джинджер, — Скарлет сделала что?
— Лучше никому не позволяйте поймать вас, — говорит Рейвен.
Эмбер бросает на нее самодовольный взгляд.
— Мы очень осторожны.
Я подумала, что иметь так много молодых девушек с элементами в одном месте было бы опасно. Но оказалось, что все наоборот. Я заметила это сначала с Инди и Оливией. Им не пришлось испытать тот прерывистый, разрушающий сон, как мне, когда я впервые прошла через изменения, потому что Сиенна, Сил и я были там. Как будто чем больше нас вместе, тем легче стихии держать под контролем. Как будто мы держим друг друга на якоре.
Нам повезло. Иначе какая-то бедная девочка могла случайно разрушить свою комнату во сне. Трудно объяснить это смотрителям.
— Хорошо, что происходит? — требует Джинджер, складывая руки на груди. — Как вы сюда попали? Почему ты не в Жемчужине? Почему ты вытащила нас из постели посреди ночи?
— Я знала, что она будет худшей, — бормочет мне Эмбер. Рейвен тихо посмеивается.
Я делаю глубокий вдох и начинаю объяснять. Это история, которую я рассказывала много раз, и я изложила ее довольно лаконично. Я говорю им о том, что значит быть суррогатом — про поводки, про пистолет-стимулятор, об унижениях, связанных с принуждением к выступлению перед членами королевской семьи. Что нас считают за собственность, за домашних животных. Я рассказываю им о Далии, убитой Герцогиней Озера только из-за злости. Я рассказываю им о Рейвен, как Графиня Камня врезалась ей в мозг. В этот момент Рейвен наклоняется вперед.
— Ты все еще можешь их чувствовать, — говорит она, подзывая Джинджер коснуться ее головы.
— Что чувствовать? — спрашивает Джинджер.
— Шрамы.
Череп Рейвен настолько покрыт ими, что достаточно только одного касания, прежде чем Джинджер отскакивает.
— Вайолет спасла мне жизнь, — говорит Рейвен ровным тоном. Она лезет в карман рубашки и достает фотографии. Это моя наименее любимая часть. — В противном случае, я бы закончила так. И так будет со всеми вами, если вас продадут на Аукционе.
Я держу взгляд на одиноком завитке у виска Хны. Ненавижу эти фотографии. Я была благодарна, когда Рейвен предложила сама их показывать. Думаю, она знала, как мне больно это видеть.
Четыре девушки, все мертвы, их губы синие, их кожа словно восковая. Их глаза закрыты, но на груди глубокие V-образные шрамы. Люсьен сказал мне, что иногда, если врач особенно заинтересован, будет проведено вскрытие. Не определить причину смерти — они это уже знают. Просто посмотреть, какие мы внутри. Только потому, что мы другие.
Хна задыхается. Тони отводит взгляд. Джинджер наклоняется вперед.
— Это… это правда? — спрашивает она.
— Это Вердан? — Хна снова задыхается. На каждой фотографии — девушка из каждого инкубатора. Вердан была продана на аукционе раньше меня.
Наши с Рейвен лица — единственный ответ, который ей нужен. Джинджер делает шаг назад, ее лицо полно ужаса.
— Они говорили нам, что королевская власть позаботится о нас, — говорит она. — Они… Пейшенс говорила…
— Пейшенс солгала, — ответила я.
— Это судьба каждого суррогата, который когда-либо был продан с Аукциона, — говорит Рейвен. — Роды убивают нас, если другой королевский дом не доберется до нас первым. Но впервые в нашей истории у суррогатов есть шанс что-то с этим сделать.
Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до плеча Рейвен.
— Убери это, — говорю я. — Они понимают.
Тони моргает, чтобы убрать слезы.
— Но почему? Мы им помогаем. Мы даем им детей. Почему они хотят у-убить нас?
— Наши смерти — всего лишь побочный продукт, — говорю я. — Результат неестественной беременности. Мы не знаем, почему рождение королевского ребенка приводит к смерти. Может, это из-за Заклинаний. Может быть, потому, что мы никогда не должны были вынашивать детей, кроме наших собственных. Что бы это ни было, мы для них лишь средство достижения цели. Они вообще не видят в нас людей. У нас нет имен в Жемчужине. Наше мнение не имеет значения.
— Но, — продолжаю я, — в этом городе есть люди, которые хотят изменений. Люди, которые рискуют своей жизнью, чтобы бороться с хваткой королевской власти. Почему они разделили нас стенами? Почему они диктуют нам, что делать с нашими жизнями, где работать, сколько зарабатывать? Почему у нас нет права самим решать, как нам жить?
— И суррогаты не единственные, с кем обращаются, как с отбросами, — добавляет Рейвен. — Весь город находится под гнетом.
— Представьте, чего мы могли бы достичь, работая мы вместе, — говорю я.
— Извините, — говорит Хна, поднимая руку, будто на уроке. — Вы сказали, что у нас наконец есть шанс с этим что-то сделать. Но… мы заперты здесь, под надзором смотрителей. Единственная наша сила — Заклинания. Я не понимаю, как поменять цвет или что-то подобное может быть полезным.
— Давайте отведем их на скалу, — говорит брюнетка по имени Соррел, дергая Рейвен за рукав — она самая младшая из всей группы девушек.
— Да, скала, — с нетерпением произносит Скарлет.
— Поверить не могу, вы знали обо всем этом и не сказали мне, — говорит Джинджер.
Скарлет выглядит смущенной.
— Я не могла; они заставили меня пообещать! Как только ты попадешь на скалу, ты увидишь — об этом просто-напросто опасно говорить. Если бы кто-нибудь узнал…
— Хорошо, хватит разговоров, — говорю я. — Время вам показать.
Эмбер, Скарлет и остальные девушки, которым мы уже показали элементы, быстро формируют круг. Скарлет берет Джинджер за руку с виноватым выражением.
— Не злись так сильно, — говорит она. — Тебе понравится то, что увидишь.
Рейвен сжимает мои пальцы. Я улыбаюсь и закрываю глаза. Я так люблю отправляться на скалу.
Это странное место, нечто неясное между реальным миром и бывшей цитаделью Паладинов. Паладины — раса женщин-воительниц, имевшие дар использования элементов и ответственные за защиту острова. Королевская власть прибыла на кораблях, объявила остров своим и убила всех Паладинов.
Или так они думали. Но Паладины выжили. Мы суррогаты являемся их потомками. Люсьен считает, что благодаря генам некоторые женщины (как я) имеют способность соединяться с элементами, в то время как другие (как моя мама) не могут. Он верит, что это рецессивная черта, как, например, голубые глаза. Сил сказала ему, что это чушь собачья, и не все можно так просто объяснить.
В любом случае, это не так важно. Девушки, находящиеся передо мной — Паладины, и время показать им, что это значит.
