Наступает тишина, нарушаемая лишь журчанием колб и тиканьем часов на стене.
— Хэзел сбегала, — говорю я. — Она как-то выбралась из медицинской комнаты и прибежала на кухню. Она сказала… кто-то пытается убить ее. Думаю, она имела в виду Кору. Но это не может быть правдой, да? И Кора отрицала это, сказав, что Хэзел была под препаратами или что-то вроде того.
— Она сбегала из медицинской комнаты? — сказал Люсьен, приподнимая бровь. — Впечатляюще.
— Она сказала, что кто-то пытался убить ее, — говорю я снова. Я не чувствую, что он понимает всю серьезность ситуации.
— Мы знаем, что кто-то пытается убить ее, Вайолет, — терпеливо говорит он. — Вот почему ты вернулась в Жемчужину в первую очередь.
— Итак, что же мне делать? — спрашиваю я, стукая кулаком по подлокотнику кресла. — Она была прямо там, Люсьен, прямо передо мной, умоляя о помощи, и я… я ничего не могла сделать.
Он поджимает губы.
— Боюсь, нам ничего не остается, кроме как позволить всему этому закончиться. Полагаю, Герцогиня усилила ее охрану после стрельбы. Это лучшее, на что мы можем надеяться — точнее, все, на что мы можем надеяться. Планы этого общества осуществятся в день Аукциона, или нет. Время покажет.
— Как ты думаешь, за стрельбой стояла Курфюрстина? — спросила я.
— Это, безусловно, самая популярная теория. — Я бросаю на него взгляд. — Да, — признается он. — Я так думаю.
Я содрогаюсь.
— Это так странно, — говорю я. — Жизнь во дворце идет как ни в чем не бывало. Как будто герцога никогда не существовало.
— Боюсь, его не особенно любили. — Он прикладывает руку к груди. — Забыл сказать тебе! Эш вошел в контакт со своими бывшими коллегами. Они жаждут присоединиться к нам. Какое счастье! Группа высококвалифицированных и натренированных молодых людей с доступом в Жемчужину и из нее. Я сам не смог бы спланировать это лучше.
— С ним все в порядке? — спрашиваю я, вскакивая на ноги. — Что еще он тебе сказал? Охра в порядке? Когда ты с ним разговаривал?
— Он в порядке, как и твой брат. Я сам не разговаривал ни с одним из них. Они связались с одним из моих источников два дня назад — я полагаю, ты встречалась с ним во время своего пребывания в Банке. Кобблер, как его называют.
— Да, я хорошо его помню. — Я сажусь обратно, мое сердце бьется быстро. Охра и Эш все еще вместе. С ними все в порядке.
— Он собирается завербовать столько компаньонов, сколько будет в его силах, как в самой Жемчужине, так и за ее пределами. Думаю, он придумал что-то вроде секретного кода. Он сопроводит тех, кто находится в Банке к членам Общества, расположившимся у стены Дома Аукциона, в день его проведения.
Я помню, о чем мне поведала записка Эша. Я буду там в день аукциона. Он сдержит свое обещание.
Люсьен продолжает говорить.
— Каждый наш сообщник повяжет кусок белой ткани вокруг правого плеча, чтобы их можно было отличить, — он похлопывает меня по колену. — Это была идея Эша, замечу, довольно умная. Я распространю эту информацию среди оставшейся части Общества. Это поможет нам идентифицировать друзей.
— Не легче ли будет Ратникам нас опознать?
— Я не думаю, что для Ратников, которые против нас, имеет большое значение, кого подстрелить — члена Общества или случайного владельца магазина. А для тех Ратников, которые на нашей стороне, будет невероятно полезно видеть, кому они могут доверять.
Я удивлена, что он не выбрал черную ткань. Черный Ключ и все в этом духе.
— Мне кажется, это символизирует Белую Розу, — говорит Люсьен. — Которая на самом деле так же важна, как и Чёрный Ключ, хоть и не так широко известна.
— Да, — бормочу я. — Это замечательно.
Повисает тишина спокойствия. Я думаю о нашем последнем разговоре с Эшем, тогда, на сеновале, насчёт нашего совместного будущего. На секунду я позволяю себе поверить в то, что это может быть реально.
— Чего ты хочешь для будущего этого города, Люсьен? — спрашиваю я.
Он лениво улыбается.
— Никаких стен. Никакого разделения. Объединённый город. Правительство, выбранное на основании умственных качеств и глубины сравнения, а не кровных линий и Домов. Люди из каждого округа имеют представительство. Я хочу, чтобы жизни людей этого города были защищены законом.
— Да, — соглашаюсь я. — Никаких больше стен. Я хочу, чтобы все видели друг друга как людей, не как компаньонов, суррогатов или служанок. — Я делаю глубокий вдох, вдыхая запах лака для дерева, книг и краски. — Мне действительно здесь нравится.
Люсьен на мгновение выглядит счастливым, его глаза светятся от эмоций.
— Спасибо, — говорит он наконец. — Ты даже не представляешь, как много это значит для меня. И насколько больно мне просить тебя об одной услуге.
— Что угодно, — говорю я.
— Если придёт время… Аукцион…и мы проиграем…
— Давай не будем думать об этом. — Он поднимает руку. — Должны же мы допускать неблагоприятный исход… Я хочу, чтобы ты разрушила это место.
Я с удивлением вздыхаю.
— Что? Почему?
Люсьен вглядывается в колбы, часы, незаконченный портрет Азалии.
— Я не дам этому попасть в их руки. Только ты можешь это уничтожить.
Когда он говорит это, я чувствую, что воздух вокруг меня начинает покалывать, заряжаться. Воздух и я можем разрушить это место полностью. Даже если это разобьёт мне сердце.
Он смотрит на меня, его взгляд наполнен отчаянием и мольбой.
— Прошу, Вайолет. Не дай им забрать эту последнюю часть меня.
У меня нет выбора, кроме как согласиться.
— Хорошо, но только если по-другому нельзя. — Я кладу свою руку поверх его. — Азалия бы так гордилась тобой.
Люсьен издаёт тихий всхлип, потом берет себя в руки.
— Я надеюсь. — Он берет мою руку и нежно целует костяшки пальцев. — Я и не думал, как ты меня изменишь. Я и не осознавал, насколько полон предубеждений, насколько недальновиден. Мне казалось, что я знаю все; я думал, что у меня есть план, и казнь будет простой. Я ошибался.
— А разве мы все в какой-то степени не ошиблись? — говорю я. — То есть не так ли мы учимся быть правыми?
— Ты хороший человек, Вайолет Ластинг. Я надеюсь, это никогда не изменится.
— Ты хороший человек, Кобальт Рослинг. — Люсьен загорается, когда я использую его настоящее имя. — Я надеюсь, мы оба выберемся из этого живыми. Этот город нуждается в тебе. — Настроение в комнате становится слишком безрадостным, и я делаю попытку изменить это. — И мне уже надоело быть Имоджен. Как ты это выносишь?
Люсьен кладёт ногу на ногу и откидывается на спинку дивана.
— Знаешь, я уже больше не возражаю. Думаю, я полностью овладел этим именем. Здесь столетиями не было Люсьена. Ты знала, что Курфюрст лично дал мне имя? Поскольку ещё не было Курфюрстины, когда я был куплен Королевским Домом. — Его глаза затягиваются пеленой воспоминаний. — Я был так напуган, меня трясло. Там была древняя женщина по имени Гемма, она тренировала меня. Однажды Курфюрст вошёл в столовую как раз во время освоения мной основ прислуживания. Он — заядлый охотник, и я знал это. Он спросил меня о всех возможных видах добычи, обитающих в Королевском Лесу, и самых эффективных методах поимки каждого. Он спросил меня о королевских родословных. Он дал мне разобранный пистолет и смотрел, как я собираю его, пока лакей засекал время. Он дал мне список налогов, собранных с некоторых королевских предприятий на Ферме и попросил меня предсказать, сколько процентов будет прирост за следующие 10 лет. Мне тогда только исполнилось 11. Под конец я истекал потом. Я помню, Курфюрст свернул несколько листов пергамента, передал их Гемме и сказал: «Самый впечатляющий. Его имя будет Люсьен». Так и случилось, я больше не был Кобальтом.
