— Ты принес?
Шуршание, а затем звук чего-то гремящего на столешнице.
— Из личной библиотеки, — говорит он.
— И никто не видел?
— Ни душа. Даже Люсьен. Я думаю, он верит, что она стоит за стрельбой. По крайней мере, он не подозревает ни тебя, ни меня.
— Это отличные новости.
Я пытаюсь понять, о чем она говорит. Герцогиня и Курфюрст были теми, кто спланировал нападение на Хэзел. Но зачем?
— Это действительно прекрасное произведение, — вздыхает герцогиня.
— Я подарил его ей на самую Длинную Ночь два года назад. На публике. — Наступила пауза. — Я не думаю, что она оценила это.
— Она слишком заурядна, чтобы понять это.
Курфюрст смеется.
— У нее нет твоей любви к истории. Или твоей страсти к изящному оружию.
Оружие? Мое сердце опускается вниз. Что здесь происходит?
— Он принадлежал твоему прадеду, да? — спрашивает герцогиня.
— Какая у тебя прекрасная память. — Я словно слышу улыбку в голосе Курфюрста.
— Я помню о нас все, — говорит она. Никогда не слышала, чтобы она казалась такой уязвимой. — Каждую секунду. Я впервые увидела его, когда мне было тринадцать, и мы распотрошили тот старый сундук, который твой отец хранил в одном из своих кабинетов.
— Из-за этого у нас были большие неприятности.
Смех герцогини нежен и полон воспоминаний.
— Правда, помнишь? Отец неделю держал меня взаперти в комнате.
— И я прибыл через два дня на той же неделе и потребовал, чтобы он отпустил тебя.
— Да, я уверена, что ты был очень грозным.
— Я удивлен, что он не надавал мне по ушам.
— Как и я.
Теперь очередь Курфюрста смеяться.
— Уверен, что он хотел. Но не думаю, что мой отец простил бы, если бы кто-либо из его подданных так обращался с его сыном.
— Как вы думаешь, что наши отцы сделали бы с нами сейчас? — спрашивает герцогиня.
Наступила долгая пауза.
— Честно говоря, я не думаю, что меня это волнует. После того, что они сделали… после… это были наши жизни, Перл, наши жизни, и они…
— Я знаю, — тихо говорит она.
Я слышу, как выскакивает пробка и в стаканы наливается жидкость.
— Я беспокоюсь, Оникс. Что, если мы потерпим неудачу? Что, если люди не поверят, что это была она? Нам нужна поддержка королевских особ, чтобы они полюбили эту помолвку. Нам нужно, чтобы они были так привязаны к объединению наших домов, чтобы они возмутились, если суррогат будет убит.
Она пытается меня убить. Слова Хэзел возвращаются ко мне с полной силой. Кто-то во дворце пытается ее убить. Я просто ошиблась.
— Да, я немного думал об этом, — говорит Курфюрст. — Ваш дом в последнее время получил столько сочувствия. Что, если мы воспользуемся всем этим расположением?
— Каким образом?
— Аукцион станет еще и помолвкой для Ларимара. Грандиозное торжество, не то, что было у Гарнета. Мы сделаем его событием века. И пригласим всю королевскую семью.
— Конечно, — говорит герцогиня. — Королевская семья будет в восторге, особенно незамужние, которые не смогли бы прийти иначе. Вечеринка в квадрате.
— Мы выступим единым фронтом. Никто не будет сомневаться в законности этой помолвки. Затем, когда суррогат будет убит кинжалом Курфюрстины, этот круг обернется против нее, как стая диких волков.
— О, мой дорогой, — говорит герцогиня. Она шепчет что-то слишком тихо, чтобы я могла бы услышать.
— Я мог бы быть лучше, — говорит Курфюрст с надрывом в голосе. — Я должен был. И ты была бы рядом.
— Мы не можем изменить прошлое.
— Я никогда не должен был позволить…
— Тссс. — Еще несколько приглушенных движений. — Скоро. После того, как Курфюрстину повесят за измену. Все это утихнет примерно через год.
— Это такой долгий срок.
— Мы ждали двадцать восемь лет, — говорит герцогиня. — Я думаю, мы можем подождать еще пару.
Я не понимаю. Если они так любят друг друга, почему их помолвка была расторгнута?
Наступает тишина, и он шепотом спрашивает у нее что-то слишком тихо, чтобы я могла разобрать.
— Я не знаю, — отвечает она, и похоже, что ей больно. — Я никогда не знала. Было слишком рано говорить.
Слишком рано, чтобы сказать что? Мне хочется кричать.
— Мне очень жаль, — говорит он.
— Я знаю, любовь моя, — бормочет она. — Я знаю, что это так.
Прощальный поцелуй, а потом Курфюрст говорит:
— Мне пора возвращаться. Объявление должно быть сделано.
— Да, разумеется. — Она хихикает. — Оно заставит всех в этом округе взволноваться.
Слышатся шаги, а потом дверь закрывается.
Я скольжу вниз по стене и сажусь на край лестницы; сердце в груди колотится.
Все это было одной сложной схемой, чтобы объединить Курфюрста и герцогиню. Ценой жизни моей сестры.
Глава 22
Объявление о том, что Аукцион станет еще и празднованием помолвки, повергло округ в ликующий хаос, как и предсказывали герцогиня и Курфюрст.
Приглашения на коктейльные вечеринки, обеды и дегустации вин приходят тоннами. Все хотят внимания герцогини. Потеря Корал и Герцога в сочетании с железным обещанием союза между Королевским дворцом и домом Озера делают герцогиню самой желанной женщиной Жемчужины. И так как до Аукциона остался всего один день, Дворец гудит от волнения.
Я не разговаривала с Люсьеном со времени визита Курфюрста. Но сегодня в Королевском дворце состоится ежегодный ужин перед Аукционом для домов основателей, и, к счастью, Карнелиан была приглашена. Что означает, что я увижу его в последний раз до того, как город изменится в лучшую либо худшую сторону.
Это также означает, что Карнелиан будет присутствовать на Аукционе, и это огромное облегчение, так как смерть Корал не оставила бы мне причины присутствовать там самой.
В нижних кругах кипит недовольство. Пожары, грабежи, взрывы… на Ферме сейчас тоже беспорядки. Рабочие на заводах в Смоге бастуют. Я больше не разговаривала с Раем наедине. Но мне удается побыть наедине с Гарнетом, прежде чем я начинаю готовить Карнелиан к большому ужину. Он сказал, что Рай связался с ним. Он очень рад иметь компаньонов на их стороне.
— Они действительно хорошие стратеги, — говорит он, поправляя галстук-бабочку. — И они уже умеют сражаться. Когда вы, Паладины, начнете сеять хаос, мы будем готовы. Будто королевская семья сама подготовила нам идеальное оружие!
