Интересно, знает ли она, куда я иду, или просто, что мне просто нужно идти. В любом случае, я улыбаюсь и обнимаю ее, крепко сжимая. — Мы сделали это, — шепчу я.
— Да, — шепчет она в ответ. Хэзел опустилась на траву и уставилась на розовый куст с выражением удивления на лице. Внезапно в водовороте цвета расцветает бутон. Я оставляю ее восхищаться природой и направляюсь внутрь.
Гарнет и Кора отодвинули тела герцогини и Курфюрста в сторону и складывают винтовки в кучу в центре комнаты. Карнелиан сидит на краю возвышения рядом с Эшем, все еще выглядя потрясенной.
Эш встает, когда я вхожу.
Я немного покачиваюсь на ногах, внезапно чувствуя невозможную усталость. Но этот день еще не закончился.
— Хэзел? — говорит он, подходя, чтобы схватить меня за локоть.
— Она в порядке. — Я не спускаю с него глаз, не желая смотреть на тела на полу. — Мне нужно… мне нужно кое-куда сходить. В этом дворце. Тайное место. Я должна…
Я не знаю, что мне делать. Все, что я знаю, это то, что я хочу вернуться в мастерскую Люсьена. Мне больше не нужно его разрушать, теперь, когда общество победило. Но я хочу видеть, что в этом мире еще осталась какая-то его часть.
Рука Эша обвивается вокруг моей талии, его губы прижимаются к моему виску.
— Куда тебе нужно, — говорит он. — Я буду с тобой.
Мы выходим из тронного зала и идем обратно по пустым залам к парадным дверям, взявшись за руки. Я поворачиваю направо и собираюсь отвести его в прихожую, когда останавливаюсь.
— Я хочу, чтобы ты видел, — говорю я ему, чувство вины поднимается горячей волной в моей груди. — Я хочу, чтобы ты увидел, что я сделала.
Я открываю дверь в комнату зеркал. Эш в потрясении заходит внутрь, его лицо светится от удивления в разбитых зеркалах. Некоторые из них были убраны, так что есть пустые места, как будто слуги перестали убирать на половине дела. Но на этих стенах все еще много ключей.
— Ты сделала это? — спрашивает он.
— В ночь перед аукционом. Был королевский ужин, и я пришла с Карнелиан. Я была… я была зла, расстроена, готова к тому, что все закончится. Я не думала, что кто-нибудь увидит это. В этом дворце сотни комнат. Я думала, что была такой умной.
Мое горло распухает, и я замолкаю. Я не была умной. Я вела себя глупо, и из-за этого Люсьен лишился жизни.
Эш смотрит на меня так, словно может читать мои мысли, моя вина четко отпечаталась на моем лице. — Так каким же должно быть твое наказание?
— Я не знаю, — бормочу я. Я смотрю на себя в овальное зеркало.
Эш прячет прядь волос у меня за ухом и закрывает мне лицо руками. — Ты действительно думаешь, что Люсьен хотел бы, чтобы тебя за это наказали? Ты не думаешь, что он бы гордился? Ты оставила свой след в месте, где он был рабом большую часть своей жизни.
— Я убила его, — прохрипела я.
— Нет, — твердо говорит Эш. — Его убила королевская семья. — Я вижу, он знает, что я ему не верю. — Ты сделала выбор, Вайолет, который имел последствия. Например, спасти меня. Например, спасти Рейвен. Не все решения приводят к тому, чего мы хотим или даже чего мы ожидаем. Но то, что ты сделала, что Люсьен сделал, что я, Рейвен, Гарнет и все в Белой Розе и все в обществе пытались сделать, это дать каждому, независимо от его положения или статуса, шанс сделать выбор для себя. Некоторые вещи больше, чем один человек. — Он обнимает меня и шепчет мне на ухо. — Но это не значит, что это не больно. Потерять его. Чувствовать боль. И это нормально. Просто… не надо ненавидеть себя за это.
Жирные слезы стекают по моей щеке и капают на ткань его рубашки.
— Пойдем со мной, — шепчу я.
Я открываю фотографию собаки в прихожей и поднимаюсь через отверстие на лестницу. Эш не задает вопросов, он просто следует за мной, и мы поднимаемся по лестнице. Люсьен оставил отметины, как он сказал, белые крестики, которые говорят мне, куда повернуть и в какой коридор пойти. Кажется, проходит час, и мы стоим за дверью его комнаты.
Я открываю его дрожащими руками. В спальне Люсьена беспорядок. Должно быть, он был здесь, когда его арестовали. Одеяла и одежда разбросаны, комод опрокинут. Но шкаф нетронут, за ним прячется мастерская.
Всего несколько футов, которые кажутся целой милей. С таким же успехом шкаф может быть на другой планете.
Мои ноги превратились в камень и приросли к полу. Я не могу пошевелиться. Я едва могу дышать.
Эш понятия не имеет, что это за место, что оно может значить, и все же он переплетает наши пальцы, не колеблясь, чтобы стоять рядом со мной. И в этот момент я знаю, что, хотя я, возможно, потеряла Люсьена, влияние, которое он оказал на меня, на мою жизнь, на моих друзей и людей, которых я люблю, будет длиться вечно.
Крепко сжимая руку Эша, я делаю шаг вперед. Потом еще один. Потом я иду — нет, почти бегу к шкафу. Я распахиваю двери, отодвигаю платья фрейлин и вытаскиваю аркан из волос. Я вдавливаю его в углубление в центре двери.
Он открывается щелчком. Я стою на пороге, моя кожа покалывает. Внутри мерцает свет.
— Вайолет? — спрашивает Эш еще раз.
— Подожди здесь, — говорю я. — Пожалуйста.
Я широко открываю дверь и оставляю Эша позади, зная, что он послушает меня, зная, что даже если он не понимает, почему, он верит, что я прошу его о том, что мне нужно.
Я захожу в мастерскую Люсьена, и воспоминание бьет меня, словно удар в живот. Часы на стене тикают, не подозревая, что их владелец никогда не вернется. Книги, бумаги, мензурки… все как в тот день, когда Люсьен показал мне это место, когда я была Имоджен, а Корал была еще жива.
Мой взгляд падает на мольберт в углу, и я издаю крошечный крик, где-то между вздохом и рыданием. На картине которую писал Люсьен, был только силуэт девушки. Я думала, это Азалия.
Это я.
Люсьен нарисовал мое лицо в мельчайших деталях, вплоть до подбородка. Я смотрю немного влево, улыбаюсь одновременно мило и озорно, как будто собираюсь сделать что-то безрассудное. Мои волосы спадают на плечи, а глаза… он добился правильного цвета. Я вижу тюбики разных оттенков фиолетового, разбросанные по его рабочему столу.
Я смотрю на него, чувство вины, горе и любовь воюют внутри меня. Слезы падают густо и быстро, и я не тружусь вытереть их. Голова кружится, ноги слабеют, комната кружится в глазах, и я знаю, что вот-вот рухну.
Пара сильных рук хватает меня и тянет вверх. Знакомый запах Эша уже сам по себе, как объятья, но он только заставляет меня плакать сильнее. Весь этот день давит на меня, и я рыдаю, пока плакать больше нечего. Эш не говорит ни слова. Он просто позволяет мне выплеснуть все наружу.
Наконец, я выпрямляюсь, глотая воздух. Я смущенно улыбаюсь ему, и он вытирает слезы с моих щек.
— Это место… невероятное, — говорит он. — И настолько в его духе.
