— Михаил Кириллович, эх, Михаил Кириллович! То, что сейчас слышу от вас, — высшая степень недопустимой, преступной беспечности! Да не бывает у разведчиков случайных знакомых. И случайных инцидентов в конспиративном ресторанчике не бывает! Тем более если твоя девушка — немка!
— Но не фашистка! — Михаил решил идти до конца. — Вообще я вот что думаю… Я ведь и по легенде, и по правде — холостяк. Засиделся. Пора жениться.
— Что? Да ты хоть сам соображаешь, что такое говоришь? — Николай Гаврилович вскочил от возмущения. — Вот так капитан! Вот так конспиратор! Пригреть под боком врага! В военное время! Уму непостижимо, на что ты рассчитываешь?! — Косых сел, стараясь взять себя в руки. — Ладно, я постараюсь замять это дело. Ну, приударил за бабешкой, чего не бывает. Но только уж, Михаил Кириллович, будьте любезны, чтобы духу ее больше не было! В 24 часа! — Кулак саданул по столу. — По совести, мне тебя от дела отстранить надо. Так ведь люди все наперечет! На Михаиле Левашове, по существу, вся здешняя разведсеть держится.
Мишель молчал, сжав ладонями голову, потом выдавил:
— Я не могу бросить ее.
— Тебя что, учить надо? Учить, как от опасных связей отделываться?
— Это не связь. Это моя жизнь.
— Тогда иди и застрелись. Потому что такой разведчик гроша ломаного не стоит. Тебе напомнить, кто она? Не-м-ка!
— Она наша! Целиком наша! Головой отвечаю!
— Идиот! «Ваша» она в постели. И это, уж извини, во вторую очередь. А в первую и по существу — враг! Враг номер один! И никаких «но»! — Косых заметался по комнате, расшвыривая вазочки, кружевные салфетки, статуэтки. — Как здесь душу-то уберечь?! Мешают. Сопляки влюбленные и дело изгадят, и тебя в кровищи вымажут, не отмоешься… Не стану я тебе, капитан, мораль читать про то, что важнее — женщина или Родина. Сам сообрази.
— Я спрячу ее.
— Не-ет, дорогой! Ее спрячем мы. Тебе не надо знать, где будет скрываться эта женщина. Это не дружеский совет. Это приказ.
Глава 16
Прошла неделя, а на Жуже ничего не изменилось. Те же негры, но на других креслах, смотрели футбол по телевизору, распивая пиво. Араб с лотком «драгоценностей» предлагал крупной жилистой даме с мужской стрижкой длинную нить кораллов, подставляя зеркальце. Черные глаза смотрели на покупательницу с профессионально выраженным восторгом.
— Ой, королева, красавица, одалиска! Вы еще бирюзу примерьте! Постойте… Куда делась бирюза, что чернявая девчонка примеряла и пошла подружке показывать? Ну и осел ты, Ахмет! — Он сильно ударил себя ладонью по лбу. — Такой доверчивый стал! Сплошные убытки.
— Одно ворье вокруг, — согласилась толстуха, наблюдавшая от своего прилавка эту сцену. — Работать стало невозможно. Вчера Леду с лебедем стащили! Килограммов шесть. Муранское стекло!
Обойдя навязчивого араба, Вера подошла к продавщице:
— Добрый день, мадам Переньи.
— Добрый! Я вас узнала. В прошлое воскресенье мы беседовали под дождем. Знаете, я ведь специально берегу для вас этот старинный валлийский лубок. Смотрите, какие синие лебеди и зеленые русалки! Красотища сказочная! — представила она деревяшку, разрисованную в стиле российских лебединых ковриков.
— Спасибо. Но меня интересует портрет… — Вера огляделась, ища глазами овальную рамку. — В сандаловой рамке. Помните?
— Его купили. В тот же вечер. Мсье солидный такой очень заинтересовался рамкой. Я же говорила — уникальная резьба. Не огорчайтесь, милая, я обязательно подберу для вас что-нибудь подобное. Вы ведь пока не собираетесь уезжать? Я могла бы позвонить вам, как только появится интересная вещица. Оставьте свой номер, мадемуазель! Да куда же вы!.. Вот припустилась.
— А ты проверь, все ли на месте, — посоветовал толстухе араб.
К вечеру, разумеется, пошел дождь. Вылезать из квартиры вовсе не хотелось. Но обещание, данное дочери, погнало Веру в кафе, расположенное за углом. Она заказала томатный суп и не без удовольствия наполняла густой пряной жидкостью поднывавший желудок. По окнам кафе бежали струйки, мокрый асфальт отражал огни витрин. Парочка мимов, певших на Жуже о Венском лесе, стояла под навесом обувного магазина в прозрачных целлофановых плащах — как куклы в упаковке, споря о приглянувшейся паре обуви. Они еще не сняли грим и, видимо, не завершили рабочий день, но погода требовала сухой обуви. Люди под зонтами торопливо шли мимо, кто-то выбегал из дверей магазинов прямо к собственным авто и спешил удалиться в теплые, полные семейного уюта дома. Зябко кутаясь в вязаную шаль, Вера остро ощущала сырость, неустроенность, собственное одиночество. Может, и впрямь все это чушь. Расписать стену по-быстрому и рвануть в Москву под надежный бок Феликса?
— Извините, такой ливень. Придется переждать за чашечкой кофе. Позволите? — К ней, не дождавшись разрешения, подсел мужчина с большой дымящейся чашкой, распространявшей приятный кофейный аромат. У донжуана, как она прозвала незнакомца на озере Женваль, темнел под глазом приличный синяк.
— А, это опять вы, любитель рыжиков и приключений. Что это там под глазом? Дрались? — Вера отлично помнила, как схватился донжуан с «кожаным».
— Ненавижу ублюдков! Черт знает, откуда это у меня, — как услышу немецкий марш, кулаки чешутся. А ведь в Германии частенько бываю и друзей хороших имею. Прекрасных, уверяю вас, людей! А тут — завелся как мальчишка. Вломил пацану по-крупному. Ну и меня, чертяки озверелые, задели…
— Полагаю, отвели душу, размялись. Драки я, увы, не застала.
— А вот я вас — застал. Новая встреча на новом месте. Случайность ли, а?
— Разумеется, нет. Вы намерены поведать мне очередной ресторанный анекдот. Только из меня плохая слушательница. Извините, мне хочется побыть одной.
— Понял, открываю карты — дело не в дожде и не в случайной встрече. Дело в вас. Только не уходите! — торопливо выпалил он. — Я заметил, как вы смотрели на портрет. Там, на рынке. Женское лицо в сандаловой рамке.
— Смотрела. Интересное лицо. — Вера насторожилась, точно услышала тайный пароль.
— И дикая роза в волосах. Белая, с глянцевыми бутонами. Мишель Тисо сфотографировал Анну Грас в лесу. Вас притягивал портрет. Да и понятно: ведь вы смотрели в зеркало…
— Откуда… откуда вы все это взяли?… Кто вы?
— Охотник за необычными впечатлениями.
— Я ем горячий томатный суп. Так велела моя дочь. У меня гастрит, сегодня я плохо спала и выгляжу безобразно. Это вы называете интересными впечатлениями? — Вера пыталась скрыть охватившее ее волнение.
— Отнюдь. Несколько забавных фактов. Первый — мы сограждане. Я русский. Второй — я тоже, знаете ли, отчасти сочинитель, или… как вы это сформулировали — «зачарованный странник».
— Понятно, были у гадалки на рю Вермель. Узнаю ее терминологию. Что вам от меня надо?
— Я знаю, что Персела Самандрос отдала вам некие письма.
