— Интересуетесь письмами Анны? Вот что, господин «зачарованный», давайте начистоту: на кого вы работаете? Ведь если вы россиянин и гоняетесь за необычными, как изволили выразиться, впечатлениями, значит, за эти впечатления хорошо платят. Я знаю одного такого «охотника».
— Согласен с ходом мысли. За нужную информацию платят. Покоем, совестью, иногда жизнью.
— Что вы имеете в виду? — Вера давно забыла про суп. А сердце стучало так, что его удары мог услышать странный собеседник. Что-то надвигалось — что-то чрезвычайно важное.
— Декабрь 1944 года. Анна и Мишель… Вы думаете, они догадывались, чем все это кончится? — спросил мужчина, не пытаясь больше отшучиваться.
— Я не совсем понимаю…
Мужчина достал из сумки фотоаппарат.
— «Лейка» 1943 года выпуска. Приобрел в антикварном магазине. Отличная немецкая камера, с него скопировали наш незабываемый «Зоркий». Уверены, что этот предмет вам ни о чем не говорит?
— Уверена, что суп я уже не доем. Пойдемте. Я живу за углом. Временно. Такое впечатление, что разговор затянется. Как и дождь.
Они вышли на улицу.
— У меня есть зонт. А вы, похоже, зонтами пренебрегаете. Кстати, меня зовут Глеб. — Донжуан раскрыл зонтик над головой Анны.
— Только не обольщайтесь — грабить у меня нечего.
Вера зажгла кривоногий дряхлый торшер, включила чайник и доложила нерешительно остановившемуся в дверях гостю:
— Я здесь не живу. Я здесь работаю. Продаю настенное вдохновение. Кофе у меня растворимый, чай в пакетиках. Как видите, обстановка творческая. Можете сесть вон на ту козетку — она драная, но крепкая. Кресло совсем старенькое, вас не выдержит.
— Сесть на это? Попытаюсь. — Глеб с сомнением пододвинул к столу изящно изогнутый диванчик, осторожно сел, осмотрелся:
— Н-да… Пустовато…
— Что вы имеете в виду?
— Обычно напряженность творческого процесса определяется количеством пустых бутылок… Боже избавь! На вас я не намекаю. Видно же, что вы трезвенница. Вернее — не злоупотребляете. Я, знаете, тоже, пью только по случаю.
Вера разлила в чашки кипяток.
— Творческий процесс пока не идет, вы верно заметили. А пью я в основном чай. Вам кофе? Мы играем на моем поле, и первый вопрос мой. — Откуда вам так много известно? Ведь я это все придумала! Их встречи, их любовь, даже белый шиповник. Вы нашли способ проникать в чужие мысли или в мое отсутствие стащили записи из диктофона? Впрочем, если вы оттуда, я имею в виду «контору», то возможно все.
— Похоже, «греческая» гадалка не рассказала вам про реинкарнацию.
— Об этих буддийских и индуистских заморочках я достаточно знаю сама. А что, теперь у сотрудников ФСБ в моде такие аргументы, как переселение души в кармическом цикле?
— Я не разведчик… По профессии. — Он взял упаковку с чаем. — Можно мне положить три пакета?
— На гостях не экономлю.
— Но меня лично весьма интригует версия реинкарнации. Забавно воображать, что уже был когда-то, кем-то. Даже «воспоминания» какие-то вдруг прорезываются. Галчонок, упавший в траву… Вальсок. Вот этот… — Сорвав с пианино скатерть, он стоя наиграл «Сказки Венского леса».
Из рук Веры выскользнула чашка.
— Разбилась! Это к счастью. Не обожглись? — Глеб нагнулся за осколками и вдруг застонал: — Черт! Радикулит прихватил, теперь не разогнусь…
— А вот массаж я делать не умею, — с вызовом улыбнулась Вера. — И мазей разогревающих у меня нет. И вообще — я вовсе не жалостливая. Вы меня с кем-то путаете. Стойте кочергой, если нравится.
— Невинная шутка! — Глеб быстро разогнулся.
— С большим намеком?
— Ну как же! Вы жалостливая, милосердная. Я ни с кем вас не путаю. Не могу! Не могу!
Повернувшись к стене, он осатанело замолотил кулаками. Потом затих, тихо стукаясь о стену лбом. Видимо, напряженно думал и наконец решился! Вернулся к столу, сел напротив Веры.
— Хорошо. Выкладываю все начистоту. Только не перебивайте, только не перебивайте вы, ради Бога! Исповедь странника… Бред идиота. Господи, с чего начать? Сколько раз я представлял этот разговор и теперь растерялся, как прогульщик на экзамене. Не смотрите на меня так… Я не преступник. Не аферист. Хотя… Решайте сами! — Он нахмурился, закрыл ладонью глаза и заговорил, словно сам с собой: — Бывает так, что события нагромождаются в некий хаос. Ну знаете, когда проявляется фото, то сначала выступают наиболее затемненные детали. И ничего понять невозможно. Изображение проступает медленно, позволяя постепенно угадывать знакомые черты… Вначале я не понимал ничего. Потом приехал в Брюссель и нашел вас. Понимаете?
— Нет, — чистосердечно призналась Вера. — С какой стати вас заинтересовала моя персона?
— Не торопите меня, умоляю… Я и так запутался. Дело в том, что некий Феликс Бобров, небрежно порывшись в лубянских досье, оболгал моего деда. Он предъявил ему самое страшное обвинение — в предательстве. Я решил выследить вас — женщину Феликса… И купить или украсть добытые вами для него документы. Документы по этому делу.
— Документы для Феликса?! Я ничего для него не добывала! Никогда!
— А письма Анны, хранившиеся за портретом? Я поселился над вашей головой — да-да, в мансарде этого дома. И мое распахнутое окно расположено как раз над вашим. Здесь тихие ночи, а русский язык звучит так загадочно. Никто не поймет — можно говорить не таясь. Вы не боялись чужих ушей.
— Подслушивали… Подслушивали то, что я сочиняла про Анну… Как гадко. Я-то думала, что на чердаке ремонтируют крышу, когда слышала шаги… Вы шпионили за мой.
— Не только. Не мог же я сутками караулить у окна ваше летучее воображение. У вас приятнейшая манера не запирать двери комнаты.
— Ага! Вот, значит, как… Вы воровски пробирались сюда? И включали мой диктофон… Отвратительно! — Вера еле сдерживалась, чтобы немедля не выгнать этого распоясавшегося наглеца. — Вы нечистоплотны.
— Согласен. Ради торжества истины я способен на многое. Кажется, ваш Феликс тоже не стесняется в средствах — какие-то сведения купит, какие-то украдет, а что-то и присочинит.
— Я пустила вас сюда не для того, чтобы обсуждать моего друга.
— Справедливое замечание. Прошу прощения. Постараюсь не отклоняться от нашего дела. Итак, я попытался собрать информацию по «Делу Тисо» — назовем его так. И самое странное, что она фантастическим образом совпала с вашим вымыслом! Совпала! Отчасти понятно, ведь вы «сочиняли» на основе подлинных документов. Описывали их историю, прочитав письма…
Вера достала пачку листков и положила перед своим гостем.
Глеб в недоумении перебрал бумаги:
— Что это?
— То, что вы назвали «письмами Анны». Здесь только одна записка, написанная в ожидании Мишеля. Он часто уезжал на задания, и Анна старалась подавить тревогу.
