– Нужно посмотреть на него, только так, чтобы он ничего не заметил, не в глаза, а куда-нибудь... в общем... На коленку. И сказать про себя три раза: «Любчик мой, голубчик мой, я – любушка твоя, съем тебя карими очами, съем тебя темными очами на век свой, аминь!» И все – дело сделано: он твой.
У Юльки глаза были не карие, а серые, но Глашка убедила, что это не имеет значения и говорить нужно именно про карие. Юлька решила, что другого выхода у нее нет, а потому изо всех сил поверила в заклинание, ведь главное – это уверенность в победе.
– А почему это Рыжая – противная? – краем уха Юлька выловила фразу про Глашку.
– Знаешь, вот честно, не нравится мне она, – созналась Натусик. – И до этого не особенно-то и нравилась, и вчера я ее подробнейшим образом рассмотрела: противная. Какая-то она... не настоящая. Врет она все.
– Так она нам ничего такого и не рассказывала!
– Все равно – врет. А тебе она нравится?
– Не знаю... – Теперь и Юльке стало казаться, что Глашка – ненастоящая.
– Может, как-то это... завязать с общением с ней? – предложила Натусик.
– Как? Компания-то одна. С Глашкой Игорь, Сашка всегда рядом, а с ними – Андрей... Интересно, а Федор твой с ними?
Вопросов было много, а ответов мало. Девчонки уже давно зашли в перелесок и ползали теперь по холмам, на солнечных склонах которых кое-где алели капельки земляники.
Юльку больше не пугали комары, в лесу она чувствовала себя спокойно и уютно. Она полюбила его запахи, звуки, пружинистый мох под ногами, неяркие краски. После города, полного машин и людей, ей уже даже стала нравиться деревенская жизнь. Некуда было спешить, рядом были речка, озера, лес. А утром, когда чистишь зубы, можно увидеть настоящих диких норок!
А сегодня вечером они пойдут на дискотеку, она приворожит Андрея, и все у нее будет просто замечательно.
Глава 10
Васек
К восьми, не спеша, как взрослые, подружки подошли к клубу. Клуб между тем был закрыт. Вокруг, на крыльце библиотеки, под елками, около магазина уже собралось большинство молодежи. На скамейках вокруг столика сидели Игорь с Ольгой, Глашка с Сашкой, сестра Сашки с подружкой, Жорик с какой-то девушкой. Ни Андрея, ни Федора не было.
– Что, танцы отменяются? – упавшим голосом спросила у Глашки Юлька, когда они подошли к своим и поздоровались.
– Тетя Женя, завклубом, еще с поля не приехала, ключ-то у нее.
Почти сразу за девчонками прибежал какой-то местный парень и кинулся к дверям клуба. Минут пять он толкал и тянул дверь на себя, упирался ногой в стенку, стучался и задумчиво чесал подбородок.
– Закрыто, наверно, – и уселся на скамейку к дачникам.
И тут же к клубу подлетел запыхавшийся местный «крутой пацан» по прозвищу Репа, которого им как-то показывала Глашка.
– Ребзя, че у меня есть! – крикнул он деревенским и завернул к парню, пытавшемуся вломиться в клуб. – Вот! – Он помахал у него перед носом серой книжкой. – Чуешь, Вован, че это?
Деревенские стали тихонько подтягиваться к скамейкам, где сидели Васек и дачники.
– Иди ты! – обрадовался Вован. – Аркашина книжка?!
– Ей-богу! Еп-ты! А там такие перлы – мама не горюй! Подвинься-ка!
– Чего уж там, на стол влезай, – сказал кто-то Репе.
Репа и правда полез на стол. Натусик с Юлькой, наоборот, почему-то встали со скамейки. Юлька и сама не заметила, откуда появился Андрей: встав, она оказалась рядом с ним...
– Народный поэт Аркаша Иволгин. Читает заслуженный артист Иван Епишин, – паясничал, стоя на столе, Епишин.
– Читай, Репа! Репа, читай! – подбадривали деревенские.
– Даешь поэзию!
Репа начал:
Довольны, к Богу в небеса
Сегодня мы уже отпели,
И только слышны голоса
Ветров взвывающих свирели.
Нам чужды страдания дороги.
И мы от жажды вне себя.
И только Боги, только Боги
Теперь взывают нас к себе.
Мы ждем удачи, щурим веки,
Но плотно сжатые ресницы
Нам не дают прозреть вовеки —
Увидеть божьи колесницы!
– Ах, откройте мне ресницы, – Вован выпучил глаза, скорчил рожу и кричал, перекрикивая смеющихся: – Я хочу прозреть!
– Или вот, – продолжал Репа:
Я не буду больше плакать и страдать,
А только буду я алкашить
В ночи, в сарае у себя,
Ты будешь насмехаться,
Говорить, что я пьяный,
А это только лишь маска душевная моя!
Репа пыжился-пыжился, но ему явно не хватало артистизма, чтобы выразить весь переполнявший его смех над Аркашиными излияниями. За него, как сурдоперевод, кривлялся Вован, который, как шепнула Глашка, был его лучшим другом.
Юлька стояла ни жива ни мертва. Аркашины стихи, над которыми все сейчас смеялись, конечно, не были шедеврами, но ей нравились. Они были чистыми и искренними. Когда она слушала, ей живо представлялись «божьи колесницы» – золотые-золотые, и огненные лошади. Ей было непонятно, над чем все смеются. Юлька покосилась на Натусика – та тоже не смеялась. На Андрея посмотреть она боялась.
– Наш Алкаша... Тьфу ты, Аркаша – втюрился! – Репа помахал книжкой над головами. – Тут все остальное – про любовь!
– Даешь про любовь!
– Отдай книжку, – к столу протиснулся никем сразу не замеченный Аркаша.
– Ба, наш поэтик прибежал. О чем базар? На. – Репа сунул книжку Аркаше под нос, но, когда тот попытался выхватить ее, не отдал. – Поэзия – достояние народа!
– А икебану из трех пальцев видел? – ввернул Вован, показывая Аркаше фигу.
– Отдай! – не обращая на него внимания, Аркаша попытался залезть на стол, но Репа легко столкнул его. Аркаша не сдавался.
– Шел бы ты... в свой сарай, Алкаша. – Репа откровенно наслаждался ситуацией, причем с каждым разом он все сильнее отталкивал Аркашу, который под общий смех валился хохочущим под ноги.
Юлька вспомнила, как они втроем – она, Натусик и Аркаша – сидели на берегу озерца, и он читал им свои стихи... Какие все-таки деревенские злые! Юлька уже и про Андрея забыла, так сама разозлилась на глупых подростков. Она пихнула локтем в бок Натусика и шепнула, что надо что-то делать, это же нехорошо так издеваться над человеком. Но та только руками развела: а что мы можем сделать? Юлька посмотрела на Глашку – Глашка смеялась со всеми. И тут Юльку разобрало...
Репа сидел на столе, свесив ноги, боком к ней. Юлька пробралась ближе.
– Эй ты! Быстро отдай ему книжку! И вы все – заткнитесь! – Юлька слышала свой голос, и сама не верила, что она, которая стеснялась запасную ручку в классе у мальчика попросить, теперь стояла одна против всех. – Нельзя, нельзя смеяться над чужими стихами! Это совсем не круто, это... это зло, это подло, это низко. Как вам не стыдно?! – Она не могла найти нужных слов: – Отдай ему книжку!
