Дух авантюризма
Она защелкнула последнюю прищепку на тонком белом шелке, проверила сделанное — ряд латунных колец над невесомой пышной «маркизой» — и умчалась вдаль. Не только взглядом, но и всем своим существом, околдованным свободным полетом, в те края, где все — радость, праздник, всплеск куража, игра. Где грудь наполняет пьянящий воздух успеха и гремят, заглушая стук сердца, аплодисменты…
За толстым витринным стеклом, отмытым до полной прозрачности, — сухое, трескучее кузнечиками южное лето. Чинная группа кипарисов, замерших по стойке «смирно» над клумбой с бесшабашно-яркими петуньями, выгоревшая лента шоссе, а за ним — ослепительная гладь «самого синего в мире» Черного моря. По шоссе проносятся классные авто, частенько заруливая на боковую дорожку к бензозаправке. Кафе и заправка, сияющие новеньким оранжевым колером, представляют невиданный в прежние застойные времена европейский сервис. Качество, комфорт, чистота и никаких скидок на жару, пыль и хронически пребывающие в форс-мажорном режиме коммуникации. Мыть окна кафешки и менять шторы Миледи приходится каждый месяц.
Стоя под потолком, она чувствовала спиной взгляды мужчин в зале. Каждый из двоих караулил чудесный миг: оступится, сорвется киска и рухнет прямо в его объятия. Но оба делали вид, что заняты своим делом, а вовсе не пялятся на загорелые ноги, просматривавшиеся аж до самых беленьких трусиков под вздернувшейся мини. Еще они видели босые ступни, узенькие, с наманикюренными пальчиками, поднятые к карнизу руки с длинным шлейфом тюлевой занавески и всю ее легонькую стать, вознесенную к темному, с дубовыми балками потолку. Миледи закончила работу и замерла на последней ступеньке стремянки словно завороженная. Опасное на такой высоте «отсутствие всякого присутствия», как называл ее «улеты» Юрка. И точно: она покачнулась, ойкнула, потеряла равновесие и загремела вниз, увлекая за собой лестницу. Девичье тело ловко, как на арене, поймали четыре мужские руки. Два голоса — юношеский тенор и солидный баритон с мягким южным акцентом — заойкали, всполошились.
— Водой, водой на нее брызгай! — горячился южный акцент, оттесняя тенора от диванчика с распростертой на нем пострадавшей. Толстые пальцы торопливо и неловко расстегивали пуговки на бездыханной груди.
Юрка, набрав полный рот пепси, надул щеки и приготовился фонтаном низвергнуть содержимое.
— Эй! С ума сошел, у меня блузка новая! — Миледи села, с торжеством глядя на опешивших мужчин. — И ты туда же, Дон. Солидный мужчина, а за пуговки хватаешься. Что, испугались, коллеги?
— Ну, знаешь, надоели твои приколы… И-и-и… идиотские… — Юрка проглотил воду, поперхнулся, закашлялся. Махнул рукой и осатанело принялся таскать за барную стойку ящики с напитками. Он давно понял, что ему здесь ничего не обломится, но все же не терял надежды. Ведь всем известно, что в жизни каждой девушки бывает такой вираж, когда она очертя голову, в слезах и причитаниях готова броситься на грудь верному другу. Вот и попадался уже который раз, как какой-нибудь лох.
— А я сразу смекнул, что наша краля на понт берет, — хмыкнул южный акцент и почему-то смутился, опустив тяжелые веки.
Пристальным взглядом смоляных глаз и пристрастием к элегантным костюмам хозяин бара Ираклий Саркисович Донелян напоминал итальянского мафиози. Скорее всего, именно за это, а не по причине элементарного сокращения фамилии он и получил в торговых кругах кличку Дон.
Дон деловито обратился к Юрке:
— Сколько «Амаретто» взял? Три? Валька обещала два процента за опт скинуть. — Он с подчеркнутой озабоченностью записал в расходную книгу поступление товара и обратил к девушке добрый взгляд «крестного отца», делающего «интересное предложение». — Вот скажи мне, Миледи, когда ты за ум возьмешься? Ведь могла шею свернуть, а меня на нары загнать! Может, будем нормально жить, как люди, а? Я не читаю мораль, я серьезно предупреждаю.
— Да ничего я не сломаю! Когда падаю, представляю, что я кошка. Мышцы группируются, четыре лапы в балансе. Ай, кому я это все объясняю? Занудным торговым работникам, даже не слыхавшим о системе Станиславского. Брр! Скучно мне тут с вами, ой как скучно! — простонала Миледи и включила телевизор. И взвизгнула, словно от пульта ударило током, и засияла: — Ой! Все замолчали! Ти-хо! Это же ОН! ОН!
Во весь экран улыбался с присущим ему неповторимым очарованием сам Тимиров — король эстрады Кинг. Что-то хулиганское, бесшабашное было в его чуть азиатских темных глазах, а губы, очерченные с изыском греческих статуй, обещали такую нежность, что сердца его поклонниц в глобальных масштабах страдали от тахикардии.
— И наконец, дорогие друзья, обещанный сюрприз. Гость нашей программы, неподражаемый суперстар Кинг, исполнит песню из нового мюзикла под названием «Игра». Песня звучит впервые!!! Я не сомневаюсь, что очень скоро она займет ведущее место в хит-парадах. Дышите глубже — перед вами Кинг! — в экстазе выкрикнул ведущий, тряхнув завитой шевелюрой.
Зрители ток-шоу, в основном дамского пола, заревели, приветствуя звезду флажками и транспарантами с самыми лирическими признаниями.
— Ха, прямо специально по заявкам нашей фанатки, — хмыкнул Юрка, крутой приверженец хип-хопа, на дух не переносивший попсу. Взъерошил светлый выгоревший ежик и с упреком зыркнул на девушку голубыми деревенскими глазами. — Смотреть противно, как балдеет от всякой пошлятины особа с такими выдающимися способностями и высокоразвитым эстетическим вкусом.
— Замолкни, дитя, убью! — Миледи швырнула в него связку неиспользованных гардинных колец и врубила звук на всю катушку. Не отрывая взгляда от экрана, присела за свой рабочий столик в углу зала, заваленный ворохами пестрой прессы. Механически взяла заряженный сливками миксер и на крыльях мечты упорхнула далеко-далеко от надоевшей кафешки, заморенного жарой города и всех своих опротивевших неудач.
Она была там, рядом с мужчиной, о котором мечтали все представительницы прекрасной половины населения страны, ближнего и даже дальнего зарубежья, на которого смотрели сейчас миллионы обожающих глаз. Словно не зная ничего этого, весь в затертой джинсе, с небрежными прядями каштановых волос, усталый и притягательный до одурения, Кинг пел о тяжелой актерской доле. О том, как смертельно прекрасна подаренная ему судьбою Игра. Мурашки побежали по коже Миледи от его хрипловатого, мужественного голоса, она застыла, как по приказу «замри», с миксером в руках, вся устремленная вперед — деревянная сирена, украшавшая в давние времена гордые носы каравелл. Юрка провел перед ее лицом ладонью и присвистнул: подопытная даже не шелохнулась.
— Зомби, — вздохнул он. — И что обидно — на такого павлина запала, совсем на голову фиганутая.
Она и вправду была сейчас далеко отсюда — в гримерной Кинга, где он, утомленный съемками боевика, рассказывал ей свою историю. Ей, именно ей — подруге и партнерше в Игре. Сквозь навернувшиеся слезы Миледи увидела, как он подошел к ней, положил горячую ладонь на плечо и слегка притянул к себе — преданную, обожающую:
