— Нет крыльев. Вот если сейчас рухну со стремянки, наверняка убьюсь. Не тот порох в пороховницах. — Она осторожно спустилась, присела к стойке, опустив на ладони печальное лицо, и торопливо зашептала: — Только Юрке не говори: кажется, я сдалась. Сам видишь — ни прогула, ни привода, ни инцидента. Серенькое, затравленное буднями существо. Ой, скучно-то как…
— Может, по коньячку?
— Не-а. Ну, если по чуть-чуть. За гибель надежды.
— А как же Тимиров?
— Что — Тимиров? Пустое. Не про мою душу герой.
— Между прочим, с воскресенья начинаются его выступления в Главном концертном зале. Вот что пишут в газете: «Аншлагами встретят своего кумира жители и гости нашего солнечного города».
— Только не я. Я не мазохистка. Уж лучше ковырять в ране гвоздем. Ой, кто это к нам пожаловал? Похоже, пан спортсмен с очередной кралей.
— Добрый день. Говорят, у вас хороший кофе. — Юрка вошел в кафе как чужой, сопровождая в пух расфуфыренную девушку. — Олюша, садись сюда. Кофе? Сок? — Он подошел к стойке и, вполне артистично изобразив незнакомство, обратился к Миледи: — Девушка, вы нас обслужите?
Дон ехидно улыбнулся:
— Вам два по сто, юноша? Или коньячок?
— Спиртное в такую жару? Избави Бог! Нам, спортсменам, надо держать форму. Да, Олюша? Каков сервис? Не то, что у вас в Чебоксарах!
— Спортсмен, значит? Сочувствую, сочувствую… — отвернулся к кофеварке Дон. — Два капуччино, мороженое?
— И холодной минералки без газа. Жарковато у вас тут. А в Москве сейчас грибной дождик… Что поделаешь — тренировочные сборы.
— Так вы из Москвы? — обрадовался Дон. — Как там Большой театр, все стоит?
— Соскучился я по театру. — Юрка вздохнул. — Особенно по Большому.
Он уже неоднократно проделывал подобный финт — приводил даму, прикидываясь человеком интересной профессии. Ну не говорить же понравившейся девушке, что он помощник бармена, когда вокруг столько возможностей? Лучше всего ему удавался образ спортсмена — благо, накачанный торс был вполне убедителен. Шеф и Миледи охотно младшему коллеге подыгрывали. Но не на этот раз.
У Миледи не было никакого желания участвовать в бездарном спектакле перед щедро раскрашенной девицей. Она хотела попросту развернуться и уйти на кухню, бросив небрежно: «Юран, тебе на склад ехать!»
Но что-то щелкнуло внутри, и помимо ее воли вступила в свои права игра. Понеслась, понеслась, как Баранка над лугом! Миледи распахнула глаза, энергично потянула Юрку за рукав, усаживая рядом с собой на табурет.
— Какой интересный рашен бой! Я вас тре бьен понимайт! Сильно скучать домой. Я приехал из Париж, работать каникулы, учить русский речь, русский народный жизнь. Хочем писать («Хочу писа-а-ть», — поправил Дон). Хочу писать для университет про традишен релакс русский баня. Сорбонна — ву компроне?
Она совершенно не обращала внимания на притихшую за столом девушку Олю из Чебоксар, явно заигрывая со «спортсменом».
— Может мсье мне показать баня? Мужчина и женщина прыгать в один снег? Треманифик! Группен эротик! В России есть секс! Да — есть! Я хочу доказать факт для французский наука. Сама, лично.
— Баня работает зимой! И не здесь, — ухмыльнулся Дон. — Хотя для вас, мадемуазель, любой джентльмен найдет и в жару сугроб. Особенно если многоборец.
Девушка Оля напряглась. Юрка с трудом выдерживал роль.
— А мне Париж вообще не нравится. Шумно. Соборы, клошары. Дождь и, между прочим, совсем неинтересные женщины. Мелочь какая-то и злюки, — покосился он на «француженку».
Та глубоко задышала, готовясь к новому чувственному монологу, но тут зазвонил телефон… Как много надежд связано с этим простейшим явлением — обычным звонком обычного аппарата. Миледи не дрогнула — она упорно убеждала себя, что уже ничего не ждет, и к аппарату не подбегала.
Сняв трубку, Дон вздохнул:
— Вас, Леди Уродство, на проводе Александр Домогаров. Я же просил… не давать этот номер…
Ирка прижала трубку к щеке, что, по мнению Дона, делала чересчур интимно.
Мгновенно сориентировавшись, Юрка увел свою даму, шумно огорчаясь по поводу пропущенной важной встречи.
— Миледи у аппарата, — холодно отчеканила Ирка с казенными интонациями.
— Привет, киска. Как успехи? — Голос Феликса звучал вкрадчиво.
— Чудесно. У нас в меню новое блюдо — «Трапеза инвалида». Десерт — «Протухшие идеи в желчи неудачника». Порционное — «Экстази из морских ежей». Может, заскочишь?
— Детка, ты вовсе не изменилась — все такая же прелесть, — проворковал режиссер с ангельской кротостью. — Я бы провел с тобой вечерок дегустации. Но, знаешь, дел выше крыши. Собственно, беспокою тебя по работе. Заскочила бы ко мне. Отель «Лазурные грезы». Именно тот самый. Срочно. Лучше сегодня. Ровно к 22 часам. Спросишь главного администратора.
* * *
В кабинете администратора пахло респектабельностью и преуспеванием. Так обустраиваются миллионеры в американских фильмах: солидная кожаная мебель вишневого окраса и той пухлой глянцевитости, которая приводят в трепет людей скромного достатка, конные гравюры на стене, стол с деловыми прибамбасами из оникса. И запах! Благоухание дорогих бутиков и отелей экстра-класса.
Миледи небрежно опустилась в объемное кресло и подобрала ноги: ее обувь интерьеру явно не соответствовала. Как и турецкий костюмчик из жатого крепа дичайшей расцветки. Раньше она сказала бы: «цвета райской птички», и все видели бы именно это — роскошь восточной ткани, обещавшей негу наслаждений. Теперь… Смешно сказать, она, прежде чувствовавшая себя уверенно в любом самостроке, скукожилась от сознания собственной захудалости. А все оттого, что флюиды праздника, исходившие от ее жизнелюбивой натуры, иссякли. Погас магический фонарь. Неудачливость похуже кариеса в улыбке — ее не спрячешь. Пропади пропадом этот Мерин и его въедливый глаз, быстро прикинувший статус поплохевшей Миледи.
Он победно улыбался, и было отчего. За столом по-хозяйски расположился принц Чарльз, а вовсе не загнанный жизненными гонками Мерин. Стрижка, костюм, галстук — поистине английский стиль и отменное качество.
— Рад видеть вас, мисс Гарбо! Знаешь, без протезов ты, к несчастью, потеряла индивидуальность. Но вполне приемлема — милая провинциальная крошка.
— И ты изменился к лучшему. Имидж клерка — твой стиль. Я прошла по парку и осмотрела отель — поздравляю! Находка для Агаты Кристи! Бешеный комфорт! При этом полная сокрытость от постороннего взгляда — грабь, убивай сколько душе угодно… — Ирка смотрела на него довольно нагло.
— Мы не грабим. Мы даже не шумим. Мы бережем покой наших клиентов. — Он щелчком отослал ей по зеркалу стола пачку сигарет — ее любимых, дамских, жутко дорогих, и поднес зажигалку. На вид золотую. — Кури и расслабься. Заключаем перемирие. Мы деловые партнеры — о’кей?
