И почему они все такие глупые, эти длинноногие куколки? А умницы — засушенные воблы. Правда, имелась третья категория, выведенная как ценная порода новым временем, — деловые женщины. Ласточкин едва не влюбился в волевую, образованную и такую самостоятельную Виолу — хозяйку престижного косметического салона. Только ждал, когда она наконец сбросит кукольную маску и станет живой. И даже пробовал в отчаянии пробиться к ее живому нутру сам. Но оказалось, что под панцирем хваткой особы ничего нет. Пусто.
А Клер? Очаровательная, эффектная стервозина, пересчитывавшая все жизненные ценности на твердую валюту. Умна, предприимчива и даже талантлива в поисках достойного супруга. А Ласточкин, получивший в результате своей романтической деятельности солидное состояние, был завидной партией. Перспектива у супругов четкая: прибыльное дело, особняк на Рублевке, яхта, ну и все как у нормальных людей. Клер других и за людей не считает — так, отбросы общества. Ждет его, лапушка, наведя марафет по полной программе… Остается выбрать самый дорогущий ресторан, запастись ворохом роз и примчать к подъезду на «мерсе», оставленном на стоянке.
— Кутить так кутить, гулять так гулять! — вслух произнес Ласточкин и замер, прислушиваясь к себе. Вот сейчас начнет отстукивать ритм счетчик куража, пустится вскачь сердце, подстегнутое адреналином… И завертится, загремит колокольчиками карусель лихого веселья…
Ничего. Он сидел в чужом дворике, остановив усталый взгляд на чужом Арлекине. Курлыкали, шустря под ногами, голуби, и спорили о чем-то звонкие девчачьи голоса.
— Дядя, вам мой Алик понравился? — Рядом стояла девчушка, прижимая к груди куклу.
— У меня был такой же, когда я был маленький.
— А где он теперь?
— Потерялся.
— Жалко. Тогда давайте играть все вместе. — Она усадила чернокрасного чудака рядом с Ласточкиным, и Арлекин прильнул к его боку треухой шапкой. — Понарошку пришли гости. Все пробуют йогуртовый торт! А ты особенно голодный. — Девчушка поднесла дяде совочек с куском «торта». — Есть надо не по-настоящему.
— Саша, не приставай к чужим. Ты видишь — у мужчины костюм белый. — В голосе мамаши слышалось явное пренебрежение к бродящему по задворкам «белокостюмнику».
«Хочу дочку. Хочу Арлекина у ее кроватки. Хочу милую, нежную, отчаянную, умеющую летать! — с осатанением подумал вдруг Ласточкин. — И все это у меня будет». Мастерски, как заправский иллюзионист, он «проглотил» песок с детского совочка, отметив испуг и восторг на лице девочки.
— Он съел! Он съел! Он взаправду съел! — кричала она на бегу матери, в то время как мужчина в элегантном светлом костюме покидал арбатский дворик.
Ласточкин понял, что он должен делать, и это дело было самым нужным и самым интересным в его жизни. Адреналин кипел в каждом пальце: быстрее, быстрее! Только бы успеть!
Клер он даже не позвонил.
* * *
Ирка сидела на камнях у воды, не прячась от пронизывавшего ноябрьского ветра. Пусть дует, пусть выхолаживает и уносит подальше мечты, планы, надежды, иллюзии… Пусть замораживает руки, не так будет болеть душа.
Волны — тяжелые, рыжие, злые — неслись мимо. Не море раскинулось перед ней — река. Широченная и сильная, знакомая раньше только по картинам и фильмам, — «красавица народная» Волга. Ирка прилетела в Самару вчера днем, а вечером улетала назад — к морю. Улетала совсем несчастной, обманутой.
Началось с того, что уже через месяц после встречи с лже-Тимировым она поняла, что серьезно больна. Коля Ласточкин… В голове ли что-то сдвинулось, или изменился состав крови, но теперь она была другая — одержимая одной мыслью, одним желанием: увидеть его, прижаться, зажмуриться и зареветь. Лить слезы от невероятного, расплавляющего в своем радостном жаре счастья.
Миледи влюбилась, как оказалось — впервые и, что было несомненно — навсегда. В некоего авантюриста из Самары. Осознав это, Ирка решила, что наступил именно тот момент, когда она должна бороться до конца, изо всех сил идти напролом. В течение суток, обзвонив с десяток инстанций, она выяснила, что полгода назад Николай Ласточкин в самом деле принимал участие в конкурсе двойников и что проживает он по такому-то адресу. Ирка растерянно смотрела на бумажку с улицей и номером дома, не понимая еще, что все оказалось так просто. Проживает, существует, наличествует — значит, не привиделся, не фантом, не выдумка. И есть только один выход — приехать, стать на пороге: «Прости. Я не могу без тебя. Я умру, если не нужна тебе».
А с кем живет в Самаре Ласточкин? Да и помнит ли ее этот дерзкий малый, устроивший из жизни сплошное шоу? Устав маяться сомнениями, Ирка стремглав, чтобы не передумать, улетела в Самару. Ей запомнился прощальный взгляд Дона: не упрек и не насмешка были в нем — жалость. И чем больше думала, тем яснее понимала: жалок и наивен ее отчаянный порыв. Но раз решилась — останавливаться нельзя.
Дверь квартиры № 7 на втором этаже замухрышчатой пятиэтажки оказалась полуоткрытой. Ирка постучала, не дождалась ответа и заглянула внутрь. Из крошечной прихожей, дохнувшей запахом подгорелой капусты и старого барахла, была видна кухня. Занавески в ромашку и столетник в банке из-под горошка.
— Вась, ты? — окликнул женский голос, и к Ирке вышла полная, с одутловатым красным лицом хозяйка, вытирая руки о замусоленный передник. — Вам кого?
— Я ищу Ласточкина, — выдохнула Ирка, надеясь все же, что встретившая ее женщина не супруга «романтического авантюриста».
Лицо женщины плаксиво сморщилось, рукой она утерла набрякший нос:
— Нету его… Умер он, милая! Болел долго… Вчера девять дней отгуляли. Вон еще стол не прибран. Да вы что?…
Она подхватила сильной рукой ослабевшую гостью и опустила на табурет:
— Я налью рюмочку? Очень помогает.
Механически выпив водки, Ирка поднялась:
— Спасибо. Пойду. У меня самолет завтра.
— Так завтра же! Сиди, сиди, милая. Я чайку скипячу, торта полно от гостей осталось, — засуетилась женщина. И, сев против Ирки за уставленный грязной посудой стол, спросила: — Вам-то он кто?
— Знакомый. Близкий знакомый.
— Эх, жалко, ты с сыном его не столкнулась. Не иначе как час назад Николай ушел.
— Николай? Николай Ласточкин?! Ушел?
Оказалось, что похоронили девять дней назад отца Николая, а сам он все эти дни жил здесь — в квартире «мачехи» Зины.
— Все бумаги, фотографии перебирал. Целый портфель забрал. У них вся семья кукольным театром занималась, пока клуб в Солнечнограде стоял. Городок подмосковный, ты, наверно, знаешь. А потом разными профессиями увлекался — умелый парень, ко всему способный. Федор Евсеевич очень им гордился, но деньги, что сын присылал, приберегал на черный день. Николай как увидел здесь наш «комфорт» нищенский — разнервничался, расшумелся… Он ведь весной приезжал и в конкурсе двойников приз выиграл. Уж больно на Тимирова похож. Просто не отличить. А на самом деле — лучше! Ой, да вы на диван прилягте, я чистое постелю.
