— Под этого, что ль, ты легла? Быстренько же у тебя получается. Или не быстренько? Или давно уже за моей спиной стараешься?
Санька медленно повернулась и непослушными губами прошелестела:
— Димка.
Димон возвышался над ними, скрестив руки на груди и трепеща побелевшими ноздрями. Он изо всех сил пытался сохранить насмешливо — презрительное выражение лица, но пальцы гвоздями впивались в бока. Холодно взглянув в жалкие Санькины глаза, он продолжал ровным голосом:
— Жил с девушкой, думал, что знаю, оказывается — ни фига. Знал бы, что шлюха, не терпел бы Столько.
— Теперь знаешь, — убито пробормотала Санька и опустила голову. Жизнь казалась ей законченной.
— Теперь знаю, — согласился Димон и не сдержался: напускная холодность ему изменила, лицо исказилось. Подавшись вперед, он облокотился сжатыми кулаками на столик и заглянул ей в лицо. — Только вот скажи — я просто хочу знать — как тебе с другим живется? Тоже жрачку ему готовишь, да? В карты играешь, трахаешься, смотришь телевизор — все, как со мной? Или по-другому? Мне просто интересно!
— Слышь, мужик, ты чего-то напутал, — подал голос Валера, у которого уже слегка заплетался язык, — она со мной не живет. Насколько я знаю, она живет у Людмилы из своего отдела. — Санька и Димон изумленно уставились на него, чем воодушевили на развитие сюжета. Валера махнул рюмку, расплылся в довольной улыбке и обратился к Димону: — Хочешь водки? Нет? Ну и не надо. О чем это я? А-а-а. Так вот, я ей говорю: бросай своего ментяру и переезжай ко мне. Две недели обхаживаю! А она ни в какую. Не могу, грит, забыть своего Димочку. Хочу, грит, а не могу. Ну, что с ней делать? Ты ее еще раз шлюхой назови, может, она обидится и пошлет тебя?
Димон не стал слушать дальше, сгреб Валеру за грудки и довольно ощутимо тряхнул. Занес было кулак, но передумал, бросил его обратно в кресло и беззлобно сказал:
— Отдохни тут… — потом повернулся к ошалевшей Саньке и протянул ей руку: — Поехали домой.
Она молча вложила пальцы в его ладонь и послушно, как ребенок, пошла следом. Валера, посмеиваясь, налил себе еще рюмку. В машине Димон открыл бардачок и вытащил оттуда маленький хрустящий пакетик, наполненный разноцветными полупрозрачными медвежатами.
— Вот, вожу с Собой на всякий случай … Твои любимые.
Санька съела всех желатиновых мишек за пять минут и улыбнулась сквозь слезы. Наконец-то она едет домой.
Дома Санька с достоинством выслушала сбивчивые извинения Митрича и засмущалась в страстных объятиях Катерины Васильевны. После знакомства с истинным лицом прекрасного принца она готова была даже полюбить своих свекров. К Димону она испытывала всепоглощающую, слепую благодарность и больше всего на свете боялась, что он узнает правду. Поэтому дала четкие инструкции Людмиле о том, как себя вести и что говорить. Та спрашивала, заговорщицки подмигивая:
— Дак у кого ты все-таки ночевала?
— У одной старой подружки. Димон ее терпеть не может, поэтому я сказала, что у тебя, чтобы он лишний раз не напрягался.
— Да ла-а-адно, небось у хахаля какого-нибудь. Гы. Не выдам, не выдам, не дрейфь, — и со вздохом: — Дался тебе этот мент. Я для тебя такого «кошелька» присмотрела. Эх! Не пропадать же добру — сама его пощипаю.
Жизнь потекла своим чередом. С историей про житье у Людки все уладили, и теперь главным страхом Саньки стал страх столкнуться с Валерой в банке. Пару раз она мельком видела его в коридорах и сразу же старалась ретироваться, заглушая в себе все эмоции, кроме желания спрятаться. Вскоре этот страх перерос в навязчивую болезнь, грозя привлечь к себе внимание, и тут Саньке был уготован неожиданный подарок. Завкассой Эльвира Иосифовна была приглашена во вновь открывшийся филиал крупного столичного банка и не замедлила принять предложение, / прихватив с собой нескольких любимиц, среди которых оказалась и Санька. На сей раз Александра не мучилась сомнениями, она ушла бы и на меньшие деньги — было бы куда. А здесь еще и неплохая прибавка, да и Ёсифовна вполне прозрачно намекнула на некие перспективы. Это влило в Саньку уверенность в своих силах, и летом она поступила на экономический факультет. Поступила — громко сказано, просто у нее появилась возможность оплачивать учебу, зарплата позволяла. Тогда же и Димон созрел для юридического института. Правда, у него учеба была бесплатной, а у Саньки — платной, что давало повод для косых взглядов со стороны Митрича и Катерины Васильевны. Дальше взглядов дело не шло: деньги-то были Санькины, придраться не к чему, поэтому она делала вид, что их косые взгляды направлены куда угодно, только не на нее.
Учиться им здорово помогала Машка — скачать курсовые из Интернета и воспользоваться компьютером для работы. Машка вышла замуж, и все ее модные подруги куда-то подевались. Зато они стали чаще видеться с Санькой. Этому способствовало и то, что ее муж с Димоном прониклись взаимной симпатией и подружились. Машка всегда старалась быть во всем первой: тусовщицей, карьеристкой, а теперь женой и матерью. Не прошло и года со дня свадьбы, как она родила первого мальчика, а еще полтора года спустя — второго. Уставшая, вечно невыспавшаяся, она грозилась, что не успокоится, пока не родит третьего. У ее мужа при этом горели глаза, и он заявлял, что займется решением сего насущного вопроса безотлагательно.
Чем больше Санька смотрела на них, тем острее ощущала прореху в своей собственной жизни. Она знала, что Димон испытывает подобные чувства. Поэтому в один прекрасный день она собрала все свои гормональные таблетки и выкинула их на помойку. Димке решила не говорить, чтобы устроить роскошный сюрприз. Но прошел год, другой, а сюрприза все не было. Санька уже не просто волновалась, она впадала в отчаяние. Сдала все мыслимые и немыслимые анализы — все в порядке. Тогда добрые люди посоветовали сделать анализы мужу. Пришлось раскрыться перед Димоном и потратить добрые полгода на уговоры и убеждения. В конце концов он сдался и прошел неприятную процедуру. Результат вверг в шок: всего пятнадцать процентов активных сперматозоидов. Для Димона это было сродни обвинению в гомосексуализме. С горя он напился, забрел на какой-то заброшенный завод, зачем-то полез на трубу, но ржавая скоба не выдержала веса, и он полетел вниз. Умудрился упасть так, что переломал обе ноги, но жив остался. Следующие полгода Санька была его сиделкой, медсестрой и добытчиком. Учебу удалось не бросить только благодаря Машке и ее мужу, которые фактически всю письменную часть взяли на себя. На работе знали о Санькиных проблемах и удивлялись ее работоспособности. Ёсифовна даже сделала ее своим заместителем, хотя такой штатной единицы в отделе не было предусмотрено. Должность была неофициальная и заключалась в том, чтобы помогать заведующей выполнять некоторые, так сказать, индивидуальные просьбы филиального начальства. Это был бесценный опыт для Саньки как для будущего экономиста — научиться множеству легальных и почти легальных денежных фокусов.
Дома же она отпаивала постепенно крепнущего Димона витаминами на пчелиных продуктах и пивом со сметаной, ревностно защищая его интересы перед бессовестными родителями, проявлявшими, по ее мнению, мало чуткости к проблемам сына. Поправившись, Димон вновь пожелал сдать ненавистный анализ и, как одержимый не мог ни о чем думать до получения результата. Наконец-то он мял в дрожащих руках искомую бумажку и нерешительно смотрел на Саньку. Она откровенно посмеивалась над ним:
