Наконец Анна опомнилась, рывком разомкнула крепкие объятия и побежала прочь, в сторону реки, где белела длинная каменная ограда. «Ну, зачем все это? Он совсем еще мальчик! Тоже мне, сцены пасторальные вздумала разыгрывать, Хлоя Робинзоновна!» — выговаривала она себе, идя быстрым шагом и стараясь подавить внутри разбуженную жажду греха. Немалых усилий стоило не оглянуться назад. Желание сделать это было жгучим. Ничего подобного в ее немонашеской жизни еще не было.
Забор оказался невысоким, сложенным из силикатного кирпича с круглыми прорезями. «Перелезть, что ли?» — рассеянно соображала Анна, не имея никакого представления о том, чем чревата эта затея. В нескольких метрах впереди, на месте ворот, зиял широкий проем, а за ним к большому двухэтажному дому вела асфальтированная дорожка. Вдруг послышался лай собаки, и в следующий миг появилась она сама, на кривых лапах. Собака неслась, поднимая за собой пыль.
Возле ног Анны она остановила свой бег и зашлась сумасшедшим лаем.
— Фу, Красавчик, — послышался резкий окрик, и из-за кустов появился хозяин.
Он шел быстрым шагом, слегка прихрамывая. Тут уж хочешь не хочешь ей пришлось изобразить на лице подобие вежливой улыбки. Красавчик, как и полагалось кобелю с такой кличкой, оказался редкостным уродом из местных мутантов, низкорослым, мощным, вполне вероятно — злобным, но при хозяине выказывал собачью льстивость, вертел задом и мелко трепыхал обрубком хвоста.
— Заходите, заходите! — воскликнул мужчина. — Я, знаете ли, местный страж графских развалин и ужасно люблю гостей… Ха-ха-ха! Вы здесь на даче, конечно? Ну, как вам нравятся наши места? — Не дожидаясь ответа, он подхватил гостью под руку и увлек за собой.
Мужчина был полноват, однако крепкого сложения, круглолиц, с пегим ежиком аккуратно подстриженных волос, светлыми озорными глазами и забавной мимикой: все лицо его двигалось и излучало удовлетворение жизнью в полной мере. От него пахло овощным одеколоном и сносным табаком. Хорошо пахло. Аромат «арбузных корок с нотами сладкого перца». Умеренно остро и без спиртного перегара. Последнего Славина терпеть не могла.
Они миновали просторную веранду с прогнившими половицами, затем пересекли квадратную залу, прошли коридор и очутились в чистом, со свежевымытыми полами, кабинете стража заброшенной резиденции.
— Хотите чаю или кофе? — спросил он галантно.
— Нет, спасибо.
— Беседовать всухую тяжко, во рту сохнет. Могу, правда, предложить вам вина. Сам я на дежурстве не пью.
— А я выпью, пожалуй.
«Почему бы нет? Терять мне совершенно нечего», — решила Аня.
— Отлично! — обрадовался крепыш. — Мой «Розовый Принц» вам понравится, такого ни у кого здесь больше нет.
Он поставил на стол два пузатых стакана, достал из шкафа двухлитровую пластиковую бутылку и наполнил один доверху, а другой на треть. Потом порылся в столе, извлек из ящика слегка привядшее яблочко, аккуратно разрезал на дольки, разложил на листе белой писчей бумаги и пододвинул к незнакомой горожанке.
— За приятное наше знакомство! — воскликнул он жизнерадостно и после маленькой паузы сообщил: — Меня зовут Георгий Васильевич, Жора. А вас?
— Анетта, — отвечала красивая молодая дама, поднимая наполненный до краев стакан (чёрт знает, зачем она так назвалась; наверно, захотелось сразить деревенского увальня).
Георгий Васильевич не к месту хмыкнул. По его мнению, опереточное имя к ней не клеилось. Но симпатию, возникшую с первого взгляда, уже ничто поколебать не смогло. «Кто-то тебя, видать, сильно обидел», — говорили его прицельно прищуренные глаза, а вслух он произнес:
— Это как же по-нашему — Аннушка? Я тебя буду звать Гануся, ладно? Так мою мамку звали.
— Да как хотите, — кивнула гостья, не придавая значения дружескому «ты» и метаморфозе со своим именем.
Между тем вино оказалось и впрямь добрым. Аня выпила все до дна, залпом, словно желая утопить собственную неловкость. Прохладное, терпкое, ароматное и густое, даже чуточку вязкое, вино стянуло губы приятной, едва ощутимой оскоминой. Охранник решительно придвинулся к собеседнице и спросил, интригующе вытянув указательный палец кверху:
— А хочешь, Гануся, я про эти места тебе все расскажу без утайки? — Он снова потянулся за «Розовым Принцем». — Ты, часом, не журналистка? У нас тут жила прошлым летом. В очках такая. Серьезная. Тоже из города.
— Надеетесь продать жареную утку? — не отвечая на вопрос и не интересуясь тем, кто эта «в очках и серьезная», спросила она, в свою очередь.
— Ни-ни, ни в коем разе. Ты уж больно мне приглянулась. Мечтательная. Как есть писательница. Но все нужно сохранить в полной тайне. До поры. Пообещай, что сейчас не будешь болтать лишнего.
— Ну, если вы просите…
Голова приятно кружилась. «Если начнет приставать, трахну по башке стаканом», — прикинула Аня без особого энтузиазма. В ответ на ее вялые мысли предостерегающе зарычал Красавчик.
— Пошел вон, бандит, — прикрикнул на него хозяин и пинком выпроводил бдительного пса за дверь.
Георгий не торопился со вторым тостом. Анна и не ждала ничего интересного. Так, интригует ее мужичок от скуки. Но лицо сделала осмысленное и заинтересованное. Вежливое. А историю Георгий рассказал ей занимательную.
— Давно, еще в царские времена, на этом самом месте стояла барская усадьба, — начал он, подсев к милой гостьюшке совсем близко. — Барин наш, Алексей Николаевич, был человеком разумным и добрым. Вырастил он двух сыновей и овдовел. Погоревал, сколько положено, и стал присматривать себе невесту. Но каких только свахи не сватали — ни одна ему не приглянулась. А выбрал он себе француженку Ангелику. Говорят, девица была графского роду, из самих Салиасов! Графинюшке пятнадцатый годок миновал, и по всему было видать — писаная красавица. Никаких слов нет про красоту ее рассказать. Вот Алексей Николаевич под старость и сдурел: отправил сватов — Толстого с Гагариным в Бельфор (она оттуда родом была, а гостила у тетки своей в Одессе) и обвенчался на Троицу. Тут и начались чудеса. У его сынов друг на друга вражда разгорелась, да такая огневая — до крови. И на кулаках бились, и ножами резались, и с ружей стрелялись… Отец никак в толк не возьмет — с чего бы это? Только скоро тайна открылась: оба мачехиными полюбовниками стали. Выследил-таки старый поганцев и наказал. Жестоко наказал. Одного забил батогом до смерти, а Сергей, меньшенький, удрал на войну и вскорости сгинул без следа. Жену-изменницу барин закрыл в часовне на кладбище, потому как выяснилось, что она носила дитя. Чье семя в ее чреве прижилось — одному Богу известно. Однако барин поостыл после смерти старшего сына и рассудил, что чье бы дитя ни было, а кровинка-то все одно его. В той часовенке француженка Ангелика родила ему сына (или внука, кто разберет?), а сама родами померла. Там ее и похоронили.
— А что за парень по кладбищу бродит? — перебила Аня рассказчика, внезапно вздрогнув от всплывшей перед глазами изящной стати волоокого юноши и тонкого, словно выточенного божественным резцом, его лица.
