Прошло еще несколько недель, а ведь у Тамары так и не было разговора со Спириным. Он, вероятнее всего, и не подозревает, что она ждет ребенка. От кого? От Олега! Она об этом на все сто процентов утверждать не может, но… Процент Спирина просто ничтожен. А если она объявит Спирину, назад уже не вернешься, придется играть… Всю жизнь играть? Но и оттягивать дальше некуда: вот Спирин приедет из командировки, и она ему все расскажет — нет, разумеется, не все…
— Спасительница моя пожаловала! — радостно встретила Тамару Софья, обняла ее, прижалась, надушенная по-французски вкусно. — Я весной буквально умираю от аллергии. А еще чувствую, просто каждой клеткой чувствую, что мне не хватает витаминов… Мне один знакомый посоветовал гормональные препараты принимать. Это не вредно, Тамарочка? Гормональные?
— Тебе все пойдет только на пользу, — откликнулась Тамара, мимоходом подумала: «Счастливая ты, Соня. Мне бы твои проблемы. И то правда: иногда одиночество для женщины — настоящий просвет…»
Слушая знакомый щебет Софьи, Тамара ненароком увидела на ее столе знакомую папку с номером ЮЗ-44, причем папка, наверное, находилась в работе: тесемки развязаны. Дурные воспоминания болезненно встрепенули душу: промелькнуло красное платье Курдюмовой, грубый овал лица ее мужа, недоверчивый взгляд Курдюмова-младшего.
Софья с каким-то наркотическим смаком вертела нарядную коробочку импортных витаминов, а потом тоже натолкнулась взглядом на папку посреди стола. Молча открыла ее, взяла сверху учетную карточку и протянула Тамаре:
— Смотри… Целая история!
Темные глаза Курдюмовой на маленькой фотографии вобрали Тамару как в прорубь: леденящее чувство близкого разоблачения охватило ее. Она с трудом освободилась от цепкого курдюмовского взгляда, искоса посмотрела на Софью.
— И смех и грех, Тамарочка! — Софья устроилась в кресле поудобнее, чтобы, вероятно, насладиться своим рассказом. — Месяца два назад приезжает к нам муж этой особы и говорит: отдайте документы моей жены! Важный такой, скандал устроил. Мы ж документы ему отдавать не имеем права… Он все-таки добился, к проректору сходил… Проходит еще месяц. И что ты думаешь? Эта особа, Светлана Курдюмова, присылает свои документы обратно и снова восстанавливается на учебу. Вышло, дескать, недоразумение. Ну, мы принимаем, конечно. А вчера… — Софья пухловатым пальцем, на котором весомо сидел перстень, потыкала в лежащую перед ней карточку. — Вчера…
«Что? Что вчера? Не тяни ты!» — хотела закричать Тамара. Едва удержалась.
— …Снова приезжает ее благоверный и снова требует ее документы. Умора! — рассмеялась Софья.
— В чем же тут умора? — спросила Тамара.
— Эльвира мне все объяснила, наша лаборантка, — весело ответила Софья. — Она тоже из Ясногорска, каждые выходные к матери ездит… Курдюмова у нее в приятельницах ходит… Ты, наверно, помнишь Эльвиру? Прическа такая коротенькая. Фигурка ничего. У меня тогда сидела. В очках. Она и объяснила… Этот, муж-то ее, Курдюмов, жену приревновал крепко. Дескать, на сессиях она тут с кем-то спуталась. Видимо, поскандалил круто. Документы поэтому отсюда и забрал… Вот такой гусь. Но и она еще та птица. Не будь дурой — застукала своего мужа в сауне с бабами. Снова скандал — и документы на место. Он, этот Курдюмов, из каких-то начальничков, а они, сама знаешь, любят такие штуки…
— Нет, не знаю, — вставила Тамара. — И знать не хочу.
Вставная реплика Софью не смутила.
— …Вот они теперь друг за дружкой бегают, следят. Эльвира говорит, ради ребенка поладили. Он, говорит, теперь эту Светлану к себе на работу устроил, никуда не отпускает. Как привязанные ходят. — Софья ненадолго прервалась. — А вчера, когда он в очередной раз документы забирал, про Спирина почему-то спрашивал. Увидеть его зачем-то хотел…
Тут у Тамары что-то обвалилось внутри, все на мгновение всколыхнулось перед глазами; стало душно и захотелось сразу выбраться на улицу, на воздух.
— Но твой Спирин в командировке. Это и к лучшему… Она, эта Курдюмова, такая эффектная, на нее мужчины поглядывали… — Софья повертела в воздухе рукой, изображая этим эффектность Курдюмовой, и с лукавой улыбкой безобидно и легковесно добавила: — Твоему Спирину, говорят, она тоже когда-то нравилась… Но это я так, к слову. Не принимай всерьез.
— Я пойду, — тихо сказала Тамара и, опираясь на спинку стула, медленно поднялась. Внешне получилось так, словно бы то, о чем рассказывала Софья, Тамару не заинтересовало, не особенно и касалось…
— Куда ты? Посидела бы еще. Можно и кофейку сообразить.
— В другой раз. На улицу хочу. На воздух, — сказала Тамара, взглянув на прощание на фотографию Курдюмовой.
— Побледнела ты, — забеспокоилась Софья. — Да ты не в положении ли? Я тут разболталась, а тебе, может…
Тамара не ответила, виновато улыбнулась:
— Нет-нет, все нормально.
* * *
Смеркалось. Купол неба снижался, накрывая землю первыми негустыми потемками. Улицы еще оживленны от движения людей и машин и полны звуков. Но для Тамары все отдалилось, все онемело: бесшумно катят машины, безголосо разговаривают друг с другом прохожие, беззвучной водой текут ручьи.
Она слышит сейчас другое: прежний свой разговор с Курдюмовым, возглас Светланы Курдюмовой из накрашенных губ «Ты представляешь?!», ироничную фразу Софьи о том, что теперь они «друг за дружкой бегают, следят…»
Всей правды, всех деталей Тамара, понятно, не знала, но она вдруг отчетливо поняла, что сыграла, быть может, роковую роль в жизни семьи из города Ясногорска, с улицы Дружбы, из дома девять, из квартиры десять. Поняла она и другое — что так, как они живут, она жить не хочет, а главное, уже не сможет: «друг за дружкой бегают, следят…»
И что же теперь делать? В университете про Курдюмовых уже знают. Приедет Спирин, и ему наверняка все откроется. Этот Геннадий Сергеевич еще и встречи с ним ищет… «Может, к бабке Люше сходить? — вдруг осенило Тамару. — Она вразумит, подскажет. Ведь и соль мне она дала. Если бы не соль, я и не подумала бы в Ясногорск ехать».
Но надежда на бабку Люшу скоро погасла. Не советчица она Тамаре. Она и раньше не советчица была… Разве могла бабка Люша, у которой и своя судьба поковеркана, чужую жизнь исправить?! С больной душой чужие души лечить? Не получится… Доктор должен быть здоров, чтобы браться за свое дело, — так Тамару еще в техникуме учили. Нет, бабка Люша Тамаре сейчас и вовсе не подмога.
Придя домой и не сняв пальто, Тамара вошла в комнату. На столе возле вазы лежали красные палые лепестки увядших тюльпанов, принесенных Спириным накануне, перед отъездом в командировку; рядом со столом, на спинке стула, висел с надломленным плечом серый рабочий пиджак Спирина; темно-фиолетовая помятая забытая сорочка валялась на кресле, рукав лежал на полу. Тамара забыла прибраться, и повсюду — какой-то заброшенный, чуждый вид. И, кажется, зябко, почти как на улице. Тамара села на краешек дивана, опять же не раздеваясь, будто чуть-чуть передохнет и пойдет дальше. Словно здесь, дома, не собиралась и оставаться…
