— Я помог, конечно, но все лавры, — он хитро улыбнулся и посмотрел на Алексея, вспомнив их разговор насчет «лаврушки» и супа, — все лаврушки причитаются товарищу Кисанову Алексею Андреевичу. Давайте, гип-гип-ура!
Зазвенел хрусталь. Оксана обняла детектива расцеловала в обе щеки. Юра последовал ее примеру. Даже Аня Овчинникова, просияв неожиданно обаятельной улыбкой, подошла к Алексею целоваться.
Зазвонил сотовый, и Кис отошел от стола подальше. Оказалось, Вадим. Ему удалось засечь русоволосую девушку лет девятнадцати на выходе из мэрии, когда она спускалась по широкой лестнице в небольшой компании сотрудников, как Вадим понял из разговоров, — то есть она там работает. Девушка отправилась домой, Вадим проследил и записал ее адрес. «Скинь эсэмэской», — тихо попросил Кис и вернулся к столу.
— Вот еще что, — произнес Алексей. — Отец вашего Ромео человек умный, он подал дельную мысль, которую я считаю своим долгом передать вам, — и Кис обвел взглядом свою аудиторию, призывая отнестись к его словам со всей серьезностью. — Не стоит сейчас рассказывать знакомым о том, что я нашел Юлю. Пойдут слухи, и все оживятся. В школе сразу начнут подсчитывать, сколько дней она прогуляла, в шах…
— Мы скоро уедем из Энска, — произнесла Оксана. — Юра тут работу больше не сможет найти. Так что и школу придется сменить…
— Вы пока не уехали, — строго ответил Кис. — Лишние слухи вашей дочери только повредят. В ее шахматной секции — или как там это называется? — Юля ведь тоже пропустила тренировки. И у детей мэра пропустила занятия… Пока все забыли о ней, вот и хорошо. Пусть начнут подсчитывать ущерб, когда она вернется. А то, если примутся подсчитывать заранее, то много насчитают, боюсь… Во всяком случае Михаил Львович — а он, как я вам сказал, человек умный и опытный, руководитель крупного предприятия, между прочим, — дал такой совет.
— Очень дельный совет, — произнес Толя. — Считаю, мы должны ему последовать!
Молодец, просек, что детектив неспроста советует помалкивать.
Все заговорили разом, одобряя мысль и обещая молчать. Оксана принесла торт, чай, кофе. Хоровод чашек и бокалов, куски торта поплыли на блюдцах, как в ладьях, над столом.
Кис допил кофе, чуть пригубил коньяк, попрощался, вышел на крыльцо. Толик тут же нарисовался рядом.
— Тебе до которого часа можно звонить? Я наберу, как только Анька уснет…
— До утра, — усмехнулся Кис. — То есть в любое время. Даже если разбудишь, не беда. Это очень важно.
Он махнул Толику и сел в свой джип.
* * *
Овчинников позвонил поздно. Алексей, устав за день разъездов и разговоров, уже собирался ложиться.
— Анька к телику прилипла, там сериал какой-то душещипательный, никак спать не шла. Говори.
— Дело повышенной секретности. Если проговоришься, то навредишь своим друзьям.
— Ты за кого меня держишь, — обиделся Толик. — Я и так понял, по твоему поведению. Говори, чего там? Юлька не просто так сбежала, да?
— В яблочко.
Детектив предельно сжато поведал Толе историю девушки.
После чего, выслушав несколько матерных тирад, означавших глубочайшее негодование полицейского, детектив объяснил, что ему нужно.
— Значит, проверить, не было ли заявлений на домогательства мэра, и выяснить, не свалила ли какая-то семья с девицей-блондинкой, крутившейся в орбите мэрии, — задумчиво подытожил Овчинников.
— С русой.
— Ну да, с русой… А непростое задание ты мне дал. Если заява и была, ее кто-то под сукно спрятал, иначе бы вся наша городская полиция знала и на уши встала. Но такого не случилось… И как такую заяву из-под сукна выдернуть, при этом не вызвав подозрений, — я, скажу тебе честно, не знаю. Буду думать. Но не обещаю. А вот с переехавшими из Энска семьями проще. Это я быстро разузнаю.
— Я тебе еще сейчас адресок один сброшу, узнай, как зовут девушку, которая там живет. И все, что удастся, о ней.
— Давай, на связи, — попрощался Овчинников.
Хоть Толя взялся помочь лишь отчасти, Алексей ощутил, что лед тронулся. Саша тоже нашла человека, который обещал нарыть нужную информацию.
Он с легким сердцем скользнул под одеяло к уже заснувшей жене. Осторожно, чтобы не разбить хрупкий ледок сна, обвил ее рукой и сам заснул несколько минут спустя.
Проснуться пришлось рано. Телефон звонил настойчиво и тревожно. Прихватив его, Кис выскочил из спальни, в надежде, что звонок не успел окончательно разбудить Сашу. «Разбуркать», как она говорила.
— Юля исчезла, — услышал он голос Михаила Львовича. — Сбежала. Рюкзак со своей одеждой забрала, телефон, деньги. Уверен, она в Энск подалась, мэру мстить, партизанка. Алексей Андреевич, отловите ее, пока не поздно. Никита в нее втюрился до потери пульса, переживает, с лица взбледнул… Ну, в смысле… Вы меня понимаете. А мой пацан мне дорог. Так что девчонку надо найти и остановить. Я вам за эту работу отдельный гонорар заплачу, сумму назовите только. Любую, мне все равно, лишь бы результат был!
Алексей посмотрел на часы: еще шести утра нет. Звонить Шаталовым нельзя: поднимется паника, пойдут волны. Толе тоже рановато. Кис не знал, в котором часу начинается рабочий день Овчинникова, но решил, что в восемь утра тот уже точно будет на службе.
Да, собственно, никуда звонить не надо! Ведь понятно же, что Юля…
— Не волнуйтесь, — произнес он в телефон. — Нам не нужно искать Юлю. Нам нужно просто проследить за ее домом. Как только эта Жанна д’Арк сочтет, что хорошо подготовилась к наступлению на врага, она там объявится. А Анатолий Овчинников, — помните, я вам говорил, полицейский из Энска — нам сразу же о ее дислокации сообщит. Так что успокойте сына, все под контролем.
Алексей погасил свет в кабинете и на ощупь вернулся к спальне, тихо открыл дверь и остановился порога, чтобы дать глазам привыкнуть в темноте. Саша безмятежно спала, раскинувшись на постели. Одеяло свесилось до пола, обнажив почти целиком ее тело, едва прикрытое сбившейся тонкой сорочкой. Некоторое время он стоял, любуясь своей женщиной, чувствуя, как мощная волна желания поднимается и заполняет его целиком.
Иногда он даже удивлялся, что уже много лет его влечение к этой женщине не утихает, не ослабевает. Он часто слышал другие семейные истории — грустные и скучные, безрадостные. А у них вот семейная история радостная, просто обалденная. Да и как иначе, когда сама Сашка обалденная!
С того первого дня, когда Алексей ее увидел — дерзкий взгляд темных искристых глаз, сочные губы в насмешливой улыбке, и дальше, дальше, пир для глаз, карнавал чувств: и завиток каштановых волос на шее, и красивые крупные руки с темным рубином на пальце, и атласное плечо, и этот глубокий голос, и чуть хрипловатый смех, от которого все внутри сладостно замирало… С того первого дня и родилось в нем мощное влечение, пробудившее влюбленность, за которой тут же следом накатила любовь. И так вот по сей день: и влечение, любовь. Он заводился от прикосновения к Сашке мгновенно, но, что делало его особенно счастливым, — она тоже сразу заводилась от его прикосновений.
