— Нет. Я хочу в Сан-Франциско. — Две большие слезы скатились по ее щекам, и я почувствовала, что время остановилось. Бедняжка Сэм.
— Милая… Я знаю… и я тоже. Но некоторое время мы поживем в Нью-Йорке. А потом когда-нибудь вернемся. Но нам и тут будет хорошо. Ты снова пойдешь в свою школу и… — Мои доводы звучали неубедительно. Меня уже грызла совесть за то, что я радовалась возвращению в Нью-Йорк. У дочери был такой несчастный вид, будто ее предали.
— Можно мне сегодня спать с тобой?
— Конечно, милая. Хочешь есть?
Сэм покачала головой и плюхнулась на краешек постели, по-прежнему не выпуская из рук плюшевого мишку. Портрет воплощенного отчаяния.
— Хочешь молока с печеньем?
Вдруг это поможет?
Я схватила телефонную трубку — обтекаемые линии, элегантный бежевый цвет; потом изучила маленькую карточку на телефоне и нажала нужные кнопки. Обслуживание номеров? Я заказала печенье с молоком для Сэм и бокал шампанского для себя. Я еще не забыла атлас и кружева. Золушка все еще находилась на балу.
Когда принесли огромный поднос под розовой льняной салфеткой, Сэм устроилась у меня на коленях. Она грызла печенье и медленно тянула молоко, а я с жадностью выпила шампанское. Ну и сцена, если посмотреть со стороны!
— Дорогая, пора спать!
Дочь сонно кивнула. Безропотно позволила снять с себя одежду и забралась в постель.
— А мы скоро поедем обратно?
— Посмотрим, дорогая. Посмотрим…
Ее глаза уже закрывались и вдруг снова распахнулись. Дочь бросила на меня пронзительный взгляд:
— Завтра, как только проснусь, я напишу письмо дяде Крису!
— Отличная мысль, Сэм. Но теперь давай спать. Сладких снов!
Ее веки сомкнулись опять, и я улыбнулась. Маленькая фигурка дочери казалась особенно хрупкой в этой огромной постели. Завтра она «напишет» Крису, то есть нацарапает что-то огромными каракулями… для него лично.
Я погасила свет в спальне и вернулась в гостиную. В руке по-прежнему бокал с шампанским, а в голове картина — спящая Саманта в моей постели… и Крис тоже.
Сцена в аэропорту Сан-Франциско была такой далекой — будто с тех пор миновала тысяча лет. Наши дни в Калифорнии теперь представлялись смутным сном. Я смотрела на огромный город, который свернулся у моих ног, точно дракон, и гадала: а вернемся ли мы в Калифорнию? То есть захочу ли я вообще вернуться? Чтобы меня околдовать, Нью-Йорку хватило часа. Покорительница других миров, я мечтала завоевать свой собственный. Вступить с Нью-Йорком в схватку и выйти из нее победительницей. И не важно, какую цену мне придется заплатить.
ГЛАВА 14
— Доброе утро, мадемуазель! Как вам спалось? — На сей раз я проснулась раньше дочери.
— Хорошо. — Сэм сонно взирала на меня; она явно была в замешательстве.
— Мы в отеле. Помнишь?
— Да. Я хочу написать письмо дяде Крису. — Она действительно ничего не забыла.
— Вот и умница. Но у нас на сегодня много дел. Поэтому вставай. А вскоре мы пойдем гулять.
Сначала я должна была сделать несколько звонков. Я поговорила с жильцами моей квартиры — нужно было убедиться, что они съедут вовремя. Затем школа для Сэм. Мы приехали как раз к началу учебного года, да только по стандартам Нью-Йорка заявление следовало подавать еще год назад. Плохо дело! Но я знала — если потрудиться и обзвонить побольше школ, одна из них точно примет мою дочь. И оказалась права. Школа находилась ниже по той же улице, что и отель, и я договорилась, что после обеда мы вместе с Сэм придем ее посмотреть.
Я также обзавелась няней. А вскоре настало время уладить еще одно дело. Работа. И я опасалась, что ее мне будет найти непросто. За тот год, что я прожила в Сан-Франциско, экономический спад привел к тому, что вакансий почти не было. Мой опыт ограничивался рекламой и работой в журнале. Но, если верить аналитическим отчетам, попадавшимся мне на глаза, именно в этих сферах было труднее всего найти работу. И я так долго отсутствовала! Перед отъездом трудилась в журнале «Декор», но у меня почти не было надежды пристроиться туда снова. Конечно, оставалась возможность работать «свободным художником», как в Калифорнии. Однако я понимала, что в Нью-Йорке этим не проживешь. Здесь жизнь обходилась дорого. В общем, «Декор» оставался моей единственной надеждой. По крайней мере, стоило попытаться. Может, Ангус Олдридж, главный редактор, что-нибудь придумает? Или у него на примете есть место в каком-нибудь другом журнале? От меня не убудет, если я позвоню.
— Пожалуйста, соедините с Ангусом Олдриджем. Это миссис Форрестер. Джиллиан Форрестер. Я подожду.
Ангус Олдридж был обаятельным, элегантным и опытным редактором. Дорогущие костюмы от Билла Бласса, приветливая улыбка и проникновенный взгляд, который негласным посылом «я все знаю» наповал разил провинциальных барышень. Ангусу было тридцать девять лет, в отпуск он уезжал кататься на лыжах, преимущественно в Европу. Родился в Филадельфии, лето проводил в штате Мэн вместе с семьей или на греческих островах, но уже без семьи, и окончил школу журналистики в Йельском университете. Наш редактор! Наш бог. Наш мистер Олдридж.
Теплая улыбка готова служить прикрытием для самого холодного и бессердечного редактора, которого вы могли вообразить, однако мне нравился Ангус. Он был почти лишен претенциозности; «просто» Филадельфия и Йель, да еще Восточная Шестьдесят четвертая улица, и ему нравилось быть их воплощением. Они были его иконой. Ангус и цента ломаного не дал бы за все эти Уичиты или Бертренды или подобные им дыры, куда он раз в месяц отправлял свой журнал. Но он умел держать лицо и играл по правилам, поэтому с ним хорошо работалось.
— Да. Я жду.
— Джиллиан? Вот это сюрприз. Как дела, дорогая?
— Отлично, Ангус. Просто замечательно. Очень рада тебя слышать, по-моему, мы не виделись сто лет. Как жизнь? И журнал, разумеется?
— Лучше не бывает, дорогая. Ты вернулась насовсем? Или просто приложиться к животворным истокам, чтобы прийти в себя после Сан-Франциско?
— Пока не знаю. — При этих словах у меня в который раз сжалось сердце — от тоски по Сан-Франциско.
— Джиллиан, дорогая, я опаздываю на встречу. Почему бы тебе не заскочить как-нибудь? Как насчет пообедать сего… нет, зав… в четверг? Обед в четверг. Вот тогда и поговорим.
— Хорошо, в четверг. Это было бы отлично. Рада была пообщаться, Ангус, увидимся! И до четверга не загоняй себя в гроб работой. Мне не терпится узнать все новости.
— Хорошо, дорогая. В четверг. В час дня. «У Анри»? Прекрасно, тогда и увидимся. Хорошо, что ты вернулась.
Вранье. Местный речевой оборот.
«„У Анри“… совсем как в старые времена, когда нам было, что „обсуждать“. Добрый день, мистер Олдридж… Сюда, мистер Олдридж… сухого мартини, мистер Олдридж?.. Из представительских расходов, мистер Олдридж!.. Какая пошлость, мистер Олдридж».
