— Джиллиан, мы с тобой. Прошу тебя, помни об этом.
Я выдавила очередное «спасибо» и положила трубку, хотя Гордон все еще оставался на линии.
Я позвонила священнику, и когда приехали миссис Мэтьюс и Джейн, мы вместе отправились к нему, чтобы обо всем договориться. Нам назначили на половину третьего. Раньше никак не получалось — из-за воскресной службы. И, наверное, ему еще надо было пообедать. К тому времени, когда мы все обсудили, время нашего обеда миновало, и мы стояли на улице возле церкви, не зная, что делать дальше.
— Вернемся домой!
— Джиллиан, я бы хотела съездить в «Хобсон», — заявила миссис Мэтьюс.
Джейн и Пэг молчали, и я предложила вернуться за машиной. Мы медленно брели к дому, Джейн и Пэг шли сзади и тихо переговаривались, а мы с миссис Мэтьюс обсуждали, какие отрывки из Библии нам выбрать для похорон. А что потом? Ребенок станет ее внуком или внучкой, и она, может, полюбит его. Может, даже он будет похож на Криса.
Сэм увидела нас из окна и замахала руками. Я видела, что они с миссис Джегер о чем-то горячо спорят. Вероятно, Сэм намеревалась выйти к нам.
— Давайте сядем скорее в машину, а то дочь расстроится, потому что захочет поехать с нами.
Мы помахали ей в ответ и сели в автомобиль — со всей скоростью, на которую оказались способны две женщины, — одна беременная, а другая намного старше и не столь проворная.
По дороге в похоронное бюро мы не проронили ни слова. Я поставила машину на то же место на парковке, что и накануне. Все так же молча мы вошли и направились таким знакомым теперь коридором в тот зал, где лежал Крис. Я ожидала, что в зале никого не будет, но увидела там Тома Барди и съемочную команду. Они с благоговейным видом толпились в зале и поочередно расписывались в белой с золотым обрезом книге, предназначенной для гостей, которые тем самым могли показать, что исполнили долг.
Нужно было познакомить всех друг с другом. Кто-то переминался с ноги на ногу, и никто не знал, что сказать. Через пару минут они заторопились прочь, оглядываясь на меня. Я заметила, что одна из девушек плачет, и какой-то парень ведет ее к выходу, обняв за плечи. Хорошо ли она знала Криса? Может, тоже любила его? Спала ли с ним? Жалела ли меня? Мне стало любопытно, и от этого я немедленно почувствовала себя виноватой.
Том Барди задержался на несколько минут, чтобы кое-что мне сказать.
— О смерти Криса сообщили в газете сегодня утром.
— Что там написали?
— Это была маленькая новостная заметка, на одиннадцатой странице. Не некролог; просто сообщили, и все.
— Я слышала, что еще одно сообщение было вчера вечером.
— Да. — Он кивнул, а затем вышел вслед за остальными.
Я направилась туда, где лежала книга соболезнований. В ней было много всяких имен, и этих людей я не знала. Жаль, я не приехала пораньше. А затем мой взгляд остановился где-то на середине списка… Вот оно. Десятое сверху. Мэрилин Ли, косой изящный почерк. Мэрилин Ли! Вероятно, сейчас она страдает так же, как и я. Бедняжка Мэрилин. Я надеялась, что ей удалось улучить несколько минут наедине с Крисом. С нашим соперничеством покончено. Две вдовы, стоящие рядом у гроба.
— Джиллиан, от кого все эти цветы?
— Цветы?
Я оглянулась, с удивлением отмечая, что цветов действительно прибавилось. По крайней мере, дюжина новых букетов; некоторые были очень красивые, другие простые. На столе я увидела также стопку желтых листов бумаги и карточек и поняла, что это постаралось похоронное бюро. Уведомления на желтой бумаге содержали описание каждого букета и имя человека, который его прислал. Сзади была подколота карточка с соболезнованием. Белые лилии — от кинокомпании. Желтые и белые розы — Хилари Прайс. Цветы на подставке — Джон Темплтон с коллегами. Букетик ландышей — Гордон Харт. И прочие цветы. От друзей. Я протянула руку, ища Пэг, и опять заплакала. Бедная миссис Мэтьюс! Боюсь, ей не станет легче, когда она это увидит.
Мы сидели возле гроба пару часов. Люди приходили и уходили, их было немного. Они кивали нам, один или двое пожали руку миссис Мэтьюс и произнесли дежурное: «Мои соболезнования». Сколько раз она уже слышала эти слова? Соболезнования по мужу, по первому сыну и теперь по Крису.
Ближе к концу дня появился подтянутый мужчина в темном костюме, и я сначала решила, что это сотрудник похоронного бюро. Он казался таким серьезным, официальным, однако миссис Мэтьюс поднялась и сказала:
— Джиллиан, это мой зять, Дон Линдквист.
Мы пожали друг другу руки, а он поцеловал миссис Мэтьюс и обнял за плечи Джейн. После обмена приветствиями я представила Пэг, а потом он подошел к гробу и склонил голову. Вернувшись к нашей маленькой группе, Дон предложил отвезти нас домой, а позднее — пообедать. Я отказалась, и Пэг сердито взглянула на меня. Но я боялась, что не выдержу этого.
— Я за рулем, и у меня здесь машина.
— Ясно.
Итак, мне больше не нужно исполнять обязанности водителя для Джейн и ее матери, и от этого я даже немного расстроилась. У меня отняли еще одну обязанность. То, что создавало иллюзию занятости, помогало сохранять рассудок…
После их отъезда Пэг произнесла:
— Вот и все. Пора ехать домой.
— Нет. — Во мне проснулся дух противоречия. — Ты поезжай домой к Сэм. Уже поздно. Скажи ей, что я задержусь.
— Джиллиан, ты тоже поедешь домой. Если захочешь, потом вернешься сюда.
Старушка Пэг и ее старое доброе «раз-два, взяли»! Она была права. Я встала, надела пальто и вышла вместе с ней, обернувшись на гроб, где лежал Крис. Еще один разок.
— Где ты находилась целый день? Никто со мной не играет. Только старая толстая миссис Джегер. Мне она не нравится. — Саманта злилась, чувствуя себя всеми покинутой. — А где дядя Крис? — Она заплакала. Я обняла ее и стала покачивать, утешая.
— Ты помоешься вместе со мной? — Дочь заметно повеселела, забыв про Криса. Она помчалась наверх, перепрыгивая через ступеньки.
Пэг сказала, что займется обедом, поэтому я тоже пошла наверх, радуясь, что мне не пришлось давать объяснения насчет Криса. Да и горячая ванна, решила я, пойдет мне на пользу. Мое тело словно налилось свинцом, и спина побаливала весь день. Живот стал слишком выпирающим, и я, карабкаясь по ступенькам, чувствовала себя неповоротливой толстухой.
За обедом дочь была в хорошем расположении духа, и мы веселились и сыпали дурацкими шутками, чтобы развлечь Сэм и друг друга. Мне все представлялось забавным. Какое облегчение, что я далеко от «Хобсона», от этого темного деревянного ящика, от желтых листков и карточек с соболезнованиями, от удушливого аромата цветов, от миссис Мэтьюс и Джейн! И даже шутка насчет канарейки показалась мне остроумной. Сэм, Пэг и я смеялись, пока по нашим щекам не потекли слезы.
Мы уложили Сэм спать и вышли в прихожую.
