ГЛАВА 40
В марте из письма Джона Темплтона я узнала, что Джули Уэйнтрауб, пролежав в коме почти три недели, скончалась, так и не придя в сознание. И это было милосердием небес, поскольку ее последние ясные дни были исполнены мучительной боли. Для меня это стало завершением целого этапа собственной жизни: Крис, ребенок, Джули. Все ушли! Моя жизнь начала заполняться призраками. Почти все дни я сидела дома, немного рисовала, занималась Самантой и наблюдала, как течет время. Я отчасти набрала потерянный вес, а долгие прогулки с дочерью вернули мне здоровый вид.
Нас часто навещал Том Барди. Привозил небольшие подарки для Сэм и оставался на обед. Нам было приятно его присутствие. Мы с дочерью полюбили его. Том никогда не упоминал Пэг, но если о ней говорила я, то ловил каждое мое слово. Было интересно наблюдать это, и я гадала, знает ли Пэг. Однажды я не выдержала и спросила:
— Том, ты получаешь весточки от Пэг?
— Нет. — Он покраснел.
— Почему бы тебе не звонить ей иногда?
— Звонить ей?
У него был такой изумленный вид, что я оставила эту тему. Они оба были взрослыми людьми; Пэг умела брать быка за рога — таких решительных и откровенный людей, как она, еще поискать. Том также производил впечатление мужчины, который умеет о себе позаботиться. Поэтому я решила не лезть в чужие дела.
От Гордона — до того, как он отбыл во Францию, — я получила два письма. Это были страстные мольбы подумать о себе и о нем, приехать к нему. Но я не хотела покидать Сан-Франциско. Не хотела покидать Криса.
До сих пор я так и не разобрала вещи Криса. Когда было особенно одиноко, я открывала шкаф и смотрела на ботинки, джинсы и свитера. Его запах словно тянул ко мне руки, и казалось, будто Крис просто вышел на минуту. Студия была в неприкосновенности. Лишь однажды я поднялась туда, чтобы поискать кое-какие документы. Все в доме знали, что ходить туда запрещено. Студия становилась чем-то вроде святилища.
Я регулярно писала Пэг и рассказывала ей о наших делах. Знала, что подруга очень устает на работе, но неожиданно она намекнула, что готова приехать. Ей было известно, что мы ждем ее, и я надеялась на скорую встречу.
В своих письмах Пэг мне советовала: «Тебе нужно встречаться с мужчинами… найти работу… отправиться в путешествие…» Но она ни разу не предложила мне вернуться в Нью-Йорк. Пэг все понимала.
В конце мая у Сэм закончился школьный год, и однажды утром мы с ней сидели за завтраком и вспоминали, что со дня смерти Криса миновало пять месяцев. Казалось, что мы с Сэм так жили всегда, и вместе с тем можно было думать, будто в это утро Крис только что прошел по дому. Я поддерживала эту иллюзию: Крис жив.
Мне было одиноко, но это было другое одиночество, не то, что терзало меня в Нью-Йорке, когда я вернулась. Тогда на меня накатывало яростное чувство обиды; не находя себе места от тревоги, я пребывала в состоянии бесконечного отчаяния — пусть в то время даже не отдавала себе в этом отчета. Это было время гнева. Но весной я уже не испытывала гнева. Все было не так, как прежде. За исключением того факта, что я снова была одна. И я покорно признала, что это одиночество уже навсегда. Мой корабль бросил якорь, ему больше некуда было плыть. Да я и не хотела. Я посвящала больше времени живописи, читала и много размышляла. Наверное, так живут монахини. Порой мне казалось, будто я нахожусь в темном туннеле. Мне нужно пройти его насквозь. А когда доберусь до противоположного конца… если, конечно, доберусь… вот тогда посмотрим.
В июне Сэм предстояло отправиться к отцу, а я подумывала, не поехать ли в горы, на озеро Тахо, чтобы немного развеяться, но не решалась. Мне было хорошо дома, ведь там меня окружали вещи Криса. Я была счастлива спать в его постели, носить его свитера и рабочие рубашки. Вот я наконец и вышла замуж за Криса. Но моим мужем стал мертвец, который увлекал меня за собой. Я была почти так же мертва, как он.
— Сэм, звонят в дверь! Будь большой девочкой и посмотри, кто пришел. Я наверху. Только сначала спроси, кто там.
И в следующую минуту Том Барди летел вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступени.
— Пэг приезжает! — крикнул он.
— Когда?
— Завтра!
— Правда? Ты уверен? Но откуда ты знаешь? — Странно. Я-то почему ничего об этом не слышала.
— Она только что мне звонила.
Казалось, Том даже рассердился на меня за то, что я сомневаюсь. Как будто мои расспросы могут отменить ее приезд. Но я же ничего не знала! Разве что был смутный намек в одном из ее писем.
— Пэг прилетает завтра утром. Я поеду ее встречать.
Мне хотелось спросить, нельзя ли и мне с ним поехать. В конце концов, я знала Пэг всю жизнь. И вот, пожалуйста, — посторонний мужчина едет встречать ее в аэропорту. Однако я промолчала. Вероятно, так захотела сама Пэг. Ведь она сообщила ему, а не мне.
Зазвонил телефон, это была Пэг.
— Завтра я прилетаю.
— Знаю.
— А-а…
— Том стоит здесь рядом.
— Передай ему от меня привет. Можно мне снова пожить у тебя?
— Конечно. Буду счастлива. Как думаешь, насколько тут задержишься?
— На неделю, может, на две или три. В моем распоряжении три, но на обратном пути мне нужно навестить маму.
— Отлично. Том говорит, что встретит тебя. А потом сюда? Ладно, увидимся завтра, Пэг. Жду не дождусь. — Мы попрощались, и я повесила трубку.
— Она хотела со мной поговорить?
— Ей нужно было бежать. Том, Пэг будет здесь завтра.
Он обиделся. Так когда-то вел себя Крис. Так же дулась Саманта.
Вскоре Том исчез, грохоча каблуками по ступенькам лестницы, и в следующий раз, когда я увидела его в дверях своего дома, он стоял за спиной у Пэг. У него был такой вид, словно он надеется сорвать джекпот в лотерею. Пэг бросилась ко мне в объятия. Мы смеялись, кричали от радости и обнимались. Сэм тоже принимала во всем этом живейшее участие. Прямо вечер встречи выпускников.
— Добро пожаловать домой! Как же нам тебя не хватало!
— Да, вижу, тут ничего не изменилось. Господи, как же здорово, что я вернулась!
Том отнес багаж Пэг на второй этаж, в комнату Саманты, и спустился к нам. Мы вместе пообедали и еще посидели немного, а потом они отправились на прогулку и сказали, что пойдут в кино. Я легла спать рано и не слышала, как вернулась Пэг.
На следующее утро подруга спустилась к завтраку с тем особенным выражением лица, которое означало, что она собирается со мной поговорить. Матушка Пэг. Самое время почитать нотацию.
— Джиллиан! — Вступление было сделано твердым тоном.
— Да, Пэг? Или мне следует обращаться к тебе Маргарет? Похоже, сегодня тебя надо называть полным именем.
