Жертвы искусственного неравенства попали под опеку того государства, которое ими пожертвовало. Эта идеологическая игра элит с неравенством имеет проработанный контур, и ее легко обнаружить в каждый момент на протяжении всего тридцатилетия Системы РФ.
Фикция конфликта с «элитами»
В третьем президентстве Владимира Путина власть демонстративно дистанцировала себя от элит, перейдя к театрализованному закручиванию гаек, которое не меняет материального положения и состава «элит».
Как и простые населенцы Системы, так называемые элиты имеют стратегические ресурсы, заставляющие власть с ними считаться.
В 1990-е годы элиты создали видимость влияния на власть тем, что оказывали Кремлю некоторые финансовые и организационно-технические услуги. В нулевое десятилетие Кремль резко ограничил эти их притязания. Они давно устранены от влияния на выборы в стране и на кадровую политику власти. Тем не менее за ними сохранились виртуальные прерогативы «творцов королей», восходящие лишь к немногим, но очень ярким событиям августа 1991 года, выборов 1996-го и до 1999–2000 годов.
Именно эта аура творцов сорвана с них и отвергнута Путиным в третьем президентстве – ради дисциплинирования элит. Но призрак ее бродит в элитной среде и предъявит полномочия на участие в транзите.
Элиты: рост элитизма в Системе, гегемония над населением, барский суверенитет
Крушение демократии и государства в России увязано с элитистской порчей политики 1980–2010-х годов. То не был монотонный элитизм – их было несколько, и каждый, сходя со сцены, оставлял следующим свои предрассудки и инструменты.
Элитарность горбачевской политики необъяснима ее номенклатурным истоком. Она производна и от диссидентской «неполитической политики» 1960–1980-х – меритократических практик советской интеллигенции. Внутри этого раннего элитизма гнездилась мечта о добром лидере-меценате в кругу его мудрых наставников. Оттуда происходит образ союза интеллигентов-мудрецов, творящих партии, не беря ответственности ни за одну из них. Обе иллюзии рано сопряглись с элитарной же моделью СМИ, курируемых их главными редакторами – собственниками «по праву таланта».
На эту почву ступил поощрительный ельцинский элитизм 1990-х годов – компенсация интеллигентам, добровольно отдавшим власть, взятую в августе 1991 года. В рамках ельцинского консенсуса сложилась медиакратия, связанная более с финансистами и властями, чем с интеллигенцией. Рождается идея проектной политики. Все эти замыслы, не сумев их политически удержать, культурные элиты 1990-х передоверили путинскому режиму.
Элитизм «управляемой демократии» 2000-х систематизировал элитизм 1990-х. Он технологизировал мониторинг настроений и чувств опасных масс, балансируя между населением и элитами.
Кремлевский двор – комиссары захвата
Есть революции, а есть захваты – в том числе как фаза революции.
НСДАП, взяв власть в 1933 году, представляла группу, надстроенную над уже данным обществом и государством. Нацизм в него проникает и захватывает, превращая в суверенную диктатуру, не пытаясь разрушить общество.
Система РФ – это государственный симбионит. Команда кремлевских «комиссаров» вторгается извне в дважды разрушенное (сначала перестройкой плюс ельцинскими реформами) искусственное общество, утерявшее к тому моменту всякую идентичность. Общество рыхлое и многоукладное. Но, не ставя цели государственного строительства, «комиссариат» Кремля развил политику завладения Россией. Важную, хотя и неглавную роль сыграла кадровая сеть ФСБ с их консолидированным укладом, восходящим еще к суверенной диктатуре в советской версии.
Все это важно для обсуждения трудного вопроса: преступно ли данное государство? Или преступен лишь круг «комиссаров», захвативший его функции?
Чемпионы выживания
Премиальный класс – класс вечных чемпионов выживания. Критикуя современность, они самодовольны, пока имеют гарантированные места внутри нее. (В начале 1990-х я назвал этот феномен в России ковчегом выживших.) Каста призеров состязаний, которые давно перестали проводить. От «команды победителей, в которой приятно быть», к победе навсегда, капитализация которой растет за счет шансов для остальных. Чемпионы закрытых чемпионатов блокировали горизонт подъема всем прочим даже психологически.
Новое государство РФ мыслилось ими как персональное достояние небольшой группы «блестящих умов», выступающих гувернерами и доверенными советниками президента, сохраняя место «властителей дум» граждан России. Государственность в этой схеме является услуживающей элите техноструктурой. Современной, бдительной и комфортной системой охраны позиций правящей элиты страны.
От всех потрясений новой русской истории и благодаря выживанию в них, казавшемуся почти невероятным, у чемпионов выживания осталось поразительное чувство преемственности. Вопреки явным случайностям, благодаря которым они взмыли вверх, а не ушли в небытие, их чувство времени – это чувство плавной эволюции. Осмысленного прогресса, который step-by-step вел их к нынешним высотам – и поведет еще выше. Как? Неважно.
Имиджевая антиэлитарность Путина раздвигает пределы возможного
Феномен Путина возник в поле выборов ранних 2000-х. Тогда он имел потенциал электорального сдерживания способности элит ему противиться – из опасения разозлить своего избирателя.
Теперь его антиэлитарность – капитал и страховка для Путина, и тот позволяет себе безнаказанно ущемлять элиты. Так, Путин на съезде ЕР призвал регионы зарабатывать деньги без Центра. Это идентично призывам трудящихся в СССР к «передовому высокопроизводительному труду»: регионы финансово связаны Центром, как советские люди – советской системой.
Из истории российских так называемых элит
Аномальность российской модели несомненно связана с крайне специфичной позицией элит в новой России. Можно сказать, что при формировании РФ постсоветские элиты пожертвовали строительством гражданской нации ради обустройства Системы как сервиса защиты их мест при всякой новой власти.
Историю РФ последних 25–30 лет можно написать как историю советских и постсоветских «элит», выступавших в роли необщественного субъекта своих частных интересов. Идейность по инерции была свойственна многим грандам перестройки, не исключая самого Горбачева. Но уже раньше, с 1990 года, можно говорить о тенденции к отслоению советских демократических групп в полузакрытый клуб бенефициаров перестройки.
Симптоматически это проявилось в том странном обстоятельстве, когда одна и та же группа примерно человек в полста годами выступала в эксклюзивных ролях – «грандов гласности», экспертных советов при лидерах перестройки в роли лидеров партий и движений. И всегда политическое лицо этих партий определялось фамилией лидера, а не его платформой. Переходя из партии в партию, эти люди якобы не меняли своих «демократических» идейных позиций. К началу 1990-х закрытый клуб грандов обжился между Кремлем и СМИ, мигрируя сквозь редакции во власть и бизнес.
