Главные вещи здесь не скрыты в глубинах, а лежат на поверхности. Обсуждение сценариев постпутинского транзита и безобидных мечтаний о «прекрасной России будущего» мешает понять, что Российская Федерация не справится с транзитом и преемством Путину в обход местной жизни российских земель. И неважно, какая из территорий окажется камешком в машине, scrupulus’ом. Важно понимать, что это условие, без которого мы не решим то, что обязаны решить. Чтобы после удивительного первого тридцатилетия РФ перейти к регулярной, пусть странной, но сравнительно нормальной государственной жизни.
Аномальная страна для аномального мира
Сегодня мы присутствуем в финале проекта, начатого в романтические времена мечты о «безъядерном мире». Сложилась Система РФ – фрагмент и актор истинно иного мирового порядка. Поскольку Система дееспособна, можно предположить, что и иной мировой порядок уже фрагментарно существует.
Людям старого порядка вроде меня новый видится ужасным. Он разрушает послевоенный антифашистский консенсус 1945–2014 годов. Он лишает идейного смысла Организацию Объединенных Наций. Вопрос о прогрессе, передаваемый «на местный уровень», – научный и технологический прогресс, сколь угодно грандиозный, оторван от человеческой архитектуры мира. От просвещенности и гуманности как государственных догм.
Система РФ – эмбрион этого Brave New World. Она в центре его координат, игнорируя наличие других центров и искажая метрику этого нового порядка. Можно порадоваться тому, что РФ – страшно слабая государственность: в отличие от СССР, она не в силах навязать свой подход другим. Но и наша слабость входит в правила игры: новый мир и порядок будет бесконечно слаб: мелькание балансов и мутаций, безостановочная игра сил, слабостей и перверсий.
Еще недавно европейцы гневно отвергали еретическую мысль о возвращении к политике баланса сил в стиле XIX века. А баланса сил и не будет – для этого нет платформы. Новый мировой порядок – это пространство стратегического маневрирования, цели которого неясны. Как неясен и глобальный функционал Системы РФ – но та сложилась и в целом меняться не будет.
Глава 6
Империя иронизирует
§ 1. Иронический Путин
Маски и призраки Путина, их применимость в Системе
Путешествующий в Россию видит странные вещи. В центре страны одинокий, очень немолодой, но молодящийся человек (и весьма занятый этим последним), а его служащие примеряют к нему противоречивые по стилю костюмы: Обновитель, Опытный Мудрец, Вождь Молодежи, Великий Урбанист, Заказчик Реформ, Мировой Стратег, Влиятельнейший Лидер Человечества… План 2024 года… План на 2030 год. Гора бумаг и масок растет, но ничто не пристает к одиночке.
Жизнь Системы персонализовалась, теряя при этом следы политического авторства. При осмотре устройства РФ высвечиваются попеременно то Путин, то механика власти в Системе. Но что такое Система РФ без Путина? Путинский миф легко принять за окошко внутрь Системы. Однако это коварный вход. Путинская гипотеза не ведет к источнику событий и действий. Включение Путина в наш сюжет не упрощает его, а усложняет. Не найдя автора, мы получаем центр влияния, «черную дыру», смещающую поведение других тел.
Михаил Гефтер говорил о важном аффекте русской Системы, отвечающей на вызовы истории выдвижением персонажа, не являющегося политическим лидером. Такой человек бывает политически малокомпетентен (Гефтер в связи с этим называл Ельцина и Горбачева.) Он может быть бессодержателен. Но, попав в точку нехватки, его роль пухнет, заполняя собой пустоту. Сам он при этом не развивается – он лишь масштабированное имя, переставшее означать позицию. Загадочным образом имя «Ельцин» или «Путин» принимают за ответ на вопрос или предмет ненависти, а после ухода – объект напрасной любви.
На вызов истории нам лично мы отвечаем переадресацией на громкое имя. Это и произошло с Владимиром Путиным внутри Системы РФ. Из чего не следует, что Путина незачем обсуждать или о нем нечего сказать. Но при некритическом сдвиге ума перед нами уже не Путин, а путинский миф.
Миф ужасно похож на Путина. Он наделен его чертами, а сплетни присоединяют недостающее. Миф не рассеивается при виде живого Путина – напротив, Путин покорился силе мифа и располагает им как ролью. Это вынуждает его соглашаться с вещами, несовместимыми с сильной политикой и хорошим управлением. Принятие им правил мифа – слабость, за которую несет ответственность только он. Тщетна мечта о Путине-авторе – ни разу не осуществившаяся и неопровергнутая вера, будто Путин однажды реформирует путинскую систему. От этого тезиса трудно отделаться, ведь он театрально правдоподобен. Драматическое пришествие Путина во власть ее переменило – почему не сбыться этому снова? Путин сделал Медведева президентом, а после низверг, Путин присоединил Крым к России – что стоит ему провести хоть умеренную реформу суда?
Рождение неоперсоналистского мифа. Горбачев как соавтор роли Путина
В концепте президента как человека-института нечего искать византийский монархизм – мечта о президенте родилась в русской республиканской культуре. О «президенте-монархе», глядя на американский эталон, размышляли декабристы лет двести тому. Полностью концепт президента сложился внутри либерализации 1980-х.
• Президент как частное лицо представляется решением вопросов, по которым в стране невозможно договориться
Трудными вопросами конца 1980-х годов были: новый строй либерального Союза, открытая экономика, глобальная ориентация, честное распределение, русский вопрос и концепция демократии. По всем этим пунктам в стране возник раскол, и узел разрубили танками октября 1993 года. Победителем стала «президентская сторона», а правление по праву победителя превратилось в энсигму президентской власти. Этот не очевидный для всех атрибут власти-трофея далее закреплялся и мифологизировался.
Важный момент возникновения неоперсоналистского мифа в России – 1985 год. Стилем политики и ее описанием в мировых СМИ (и личными свойствами характера) Горбачев создал персональное место русского глобального лидера. Сделав кремлевскую политику подчеркнуто личной, Горбачев подготовил уникальное место для Ельцина, а тот его далее передаст Путину, – место кажущегося демиурга России, творца внутренней, внешней и гражданской политики одновременно. Концепт блистательного Лидера, Реформатора и Мецената опирался на прецедент Горбачева. И здесь в основе мифа правдоподобная вещь: ведь вот он, Горбачев, человек, рядом личных решений действительно изменивший СССР! Горбачев не удержал тяжкой маски этой мифической роли, хотя был ее автором. Но еще при его правлении, в надломный 1990 год, мы видим, как в публичной сфере пропал интерес к идеям и действиям, не восходящим к имени хозяина власти. Лидер заменил демократической интеллигенции политическое знание о причинах, динамике и генезисе институтов.
Ельцин пришел к власти сначала лишь как более решительная и радикальная версия Горбачева. Разочарование в Ельцине было метастазой разочарования в Горбачеве, и оттого еще быстрее и яростнее. Эти двое глубоко пропахали в мозгах борозду ожидания Лидера-Реформатора. А когда им на смену пришел термидорианец Путин, он сразу попал в колею.
