— Вот по радио передавали: на Кутузовском проспекте две банды перестрелку затеяли, а? Как тебе это нравится? Прямо чуть не в центре Москвы техасские нравы. В Казани банды по численности равны дивизии. Ну не дивизии, — поправился он, — полку. Тоже немало. В Узбекистане — как в двадцатые годы. Тоже по тридцать человек, вооружены автоматами, пистолетами. А ты куда смотришь, — неожиданно рассердился Лембрэд, — на твоем Арбате нравы, как на большой дороге! Мне рассказывали, что люберы стенка на стенку с хиппи дерутся, рэкетиры художников потрошат, а вы, здоровые ребята — «гармонисты», только бицепсы накачиваете! Создали бы ДНД и приструнили хулиганов…
«Эх, если бы он знал, — подумал Игорь, — могу себе представить, что бы он тогда сказал».
— Понимаешь, — продолжал тем временем рассуждать Лембрэд, — надо поднимать против преступников весь народ. Я думаю напечатать в моем журнале воззвание к спортсменам, а? «Спортсмены, поднимайтесь на борьбу с преступностью! Все как один!» Хорошая идея?
Игорь молча пожал плечами.
— Ладно, лучше подумай, что можно написать о развитии массовой физкультуры в арбатском регионе. Может, сам напишешь? Столько со мной ездишь — пора в литературу входить, гонорарами прирабатывать…
Лембрэд любил эти беседы, он считал, что глас Игоря — глас народа… Для него сдержанные сообщения Игоря о своей жизни казались откровениями. Но и водитель узнавал от шефа массу разных интересных вещей. Так что шло взаимное обогащение.
…Наступала весна.
Она не подбиралась, как обычно, исподволь, маскируясь поздними метелями и морозными спадами. Она пренебрежительно и деловито растолкала зиму лужистой хлябью и в один прекрасный день решительно и безапелляционно утвердилась на московской земле, выдавив почки на деревьях, зазеленив подмосковные поля, подвесив к бело-голубому небу еще неокрепшее солнце.
А как пахло весной! Даже здесь, на Арбате, в асфальтовых, точнее плиточных, джунглях!
Пора ароматов, тревожных настроений, пора ревности и любви…
Тутси разрывалась. С одной стороны, начинались выставки, фестивали, «культобмены», шла густая масть и надо было зарабатывать, благо лава так и плыла в руки. С другой, Гор стал возникать все чаще и становился все щедрей. С третьей, с главной, она ежедневно, ежечасно, ежеминутно тосковала по Игорю. Она все время хотела его видеть, просто хотела, аж до ломоты в бедрах. О господи, ну почему нельзя раздвоиться, расстроиться? Почему вообще нельзя в жизни делать то, что хочешь, не жертвуя при этом ничем?
С Игорем она почти не разговаривала: не успевал он войти в квартиру, как они кидались в объятия друг друга и предавались любви почти беспрерывно, часами, пока для него не наступало время уходить.
И он уходил, оставляя ее без сил, мокрой от пота, охрипшей от крика, не в состоянии пошевелить рукой, открыть глаза, произнести слово.
Как ни странно, она отдыхала со случайными партнерами. Она переносила их равнодушно и отчужденно. Автоматически играла свою игру, торопясь проводить их за дверь.
Тутси еще похудела, что восхищало партнеров и огорчало Игоря. Она стала нервной, с беспричинными перепадами настроения, приступами тоски, капризами. Неизвестно, что было бы, не обладай она неистребимым здоровьем, могучей закалкой в своей столь трудной профессии.
Игорь, мужчина, переносил весну легче.
«Группа самозащиты» работала в налаженном темпе. Рэкетиры больше не обнаруживались. То ли испугались, то ли решили, что овчинка выделки не стоит, а может, Бугра посадили. Был такой слух.
Зато удалось намять бока шпане, которая повадилась приставать к девчонкам с фабрики, где работал один из атлетистов; «наказать» спекулянта (его обнаружил неутомимый Леонид Николаевич). Спекулянта направили в больницу, а собранные «материалы», в прокуратуру.
Серега, Андрей и еще трое ребят из автокомбината, которых Игорь приобщил к этой благородной деятельности, в свою очередь под его руководством, нашли-таки вора в комбинате и устроили ему темную, после которой он несколько дней пролежал в реанимации. Но расправе предшествовал такой разговор.
— Зачем руки марать, — недоумевал Серега, — сдадим в милицию, и все.
— И что будет? — иронически вопрошал Игорь.
— Как что? Посадят.
— Ты уверен? — Игорь с жалостью смотрел на Серегу. — У тебя есть доказательства?
— Так мы же знаем.
— Мы — да, но для суда этого мало. Так что выйдет твой козел и еще извинятся перед ним.
— А как? — терялся Серега.
— А так! Для того мы и существуем, елки-палки, чтоб самим делать дело. Помнишь, как эти ребята в фильме? (Он и своим коллегам по комбинату сумел продемонстрировать кое-что.)
В конце концов без особого энтузиазма совершили «акцию». И вошли во вкус. У Андрея был приятель — частник, занимавшийся индивидуальным извозом, к которому пристали рэкетиры.
На поверку «опасные рэкетиры» оказались шестнадцати-семнадцатилетними пацанами, собравшимися в банду и бравшими числом. Когда Андреев приятель принес им в какой-то пустынный переулок деньги, Игорь и Андрей с двух сторон с включенными фарами и жутким визгом тормозов (чтоб было эффектнее, как в фильмах) подкатили, выскочили из машин и, окружив вдвоем четверых, так избили, что те остались лежать на тротуаре.
Словом, группы, которые уже вряд ли можно было называть «группы самозащиты», действовали, умножая число преступлений (к тому же нераскрытых, потому что пока Игорь и его товарищи не попадались).
И вообще, все бы шло хорошо, если б не какое-то неприятное ощущение, которое не покидало Игоря последнее время. Он достаточно трезво и честно смотрел на жизнь, чтоб не видеть, как меняются некоторые черты его характера.
«Красная пелена», как он окрестил ее про себя (со слов героя одного из виденных им фильмов — «Сладостная месть»), все чаще навещала его, и не только во время «акций», как раньше. Раньше было что-то глубоко возмущавшее его и поднимавшее в нем эдакую атавистическую ярость, пещерный инстинкт. Люську избили! Крючкина чуть не взорвали! Сволочи, подонки!
А эти спекулянты, взяточники, мелкие воры были какие-то абстрактные, далекие. Тут им двигал принцип — зло должно быть наказано. Тут правил разум, а не инстинкт.
Но вот теперь «пелена» настигала его и в иное время. Сжимались кулаки, сжимались челюсти, хотелось убивать. Он ловил себя на том, что «акции» подгонял под настроение, что искал предлоги.
Конечно, видеофильмы, подстрочники романов, что доставала ему Наташа, играли в этом свою роль, но теперь их было недостаточно. Как с наркотиками. Приучаешься, увеличиваешь дозу, а не хватает…
Гнев, возмущение, ярость, желание бить вызывали у него теперь и некоторые наши фильмы, и сообщения в журналах и газетах. Даже компании хиппи, тусующиеся на Арбате, нахальные ребята, что перли, нагло разрезая толпу. Он порой нарочно шел им навстречу, но уж больно внушительно выглядел, да и в глазах его было что-то такое, что те расступались, обходили стороной.
