Я чувствовал, как меня переполняют эмоции, пока оглядывал комнату. Там были все важные люди в моей жизни: ты, мой папа, Лукас, Рэйчел, твои родители, даже бабушка с дедушкой.
— С днём рождения, Брэкс, — сказала ты, вставая рядом со мной. — Надеюсь, ты не против всего этого. Я хотела сделать что-нибудь особенное на твой двадцать первый день рождения.
— Я более чем не против, — ответил я, наклоняясь поцеловать тебя в губы. Мне никогда раньше не устраивали вечеринок на день рождения, и для меня это много значило.
То, что между нами было, слишком прекрасно, чтобы забыть.
Всегда твой,
Брэкстон.
На моём лице появляется огромная улыбка, пока я складываю письмо обратно. Не могу поверить, что понадобился двадцать один год, чтобы кто-нибудь устроил ему вечеринку. Я так рада, что это сделала я.
Я достаю из конверта маленькую подвеску, и мне хочется, чтобы он указал в письме, какую гравировку я сделала на часах.
Я беру свой браслет памяти и провожу пальцами по подвескам. Браслет почти заполнен, что вызывает у меня небольшую грусть. Рано или поздно, письма прекратятся, когда Брэкстону не останется, что говорить. Мне будет не хватать их, когда это произойдёт, — они мой спасательный круг.
Глава 35
Брэкстон
Я вижу, как она смотрит на мои часы, пока мы завтракаем в нашем доме.
— Это те часы, которые ты упоминал в письме? — наконец спрашивает она.
— Единственные и неповторимые, — отвечаю я, сияя. Я люблю эти часы. — Не прошло ни дня, чтобы я их не носил… кроме той недели, когда ты их украла.
— Да уж, прости за это, — говорит она с весёлой улыбкой, и я знаю, что ей совсем не жаль. Затем она замолкает, слегка ёрзая на сидении. — Что я выгравировала на внутренней стороне? Ты не указал это в письме, и я умираю от желания узнать.
Её вопрос вызывает у меня улыбку. Я надеялся, что она спросит.
— Хочешь посмотреть?
— Пожалуйста, — её полный надежды взгляд трогает моё сердце. Как бы я ни ненавидел то, что с нами стало, переживать заново наше с ней прошлое и видеть её реакцию, когда она обнаруживает всё впервые, бесценно.
Я снимаю часы с запястья и передаю их ей. Она стонет, прочитав гравировку. «Ты „тик“ для моего „так“».
— О боже, это так слащаво. Я действительно написала эту чушь?
Мне приходится сдерживать смех, когда её лицо становится ярко-красным.
— Мне кажется, это мило.
— Не правда. Ты просто вежливый. Я удивлена, что ты вообще на мне женился… Я такая отстойная.
— Ты далеко не отстойная. Каждое утро, когда я это читаю, у меня на лице появляется улыбка, — я усмехаюсь, когда она возвращает мне часы, и застёгиваю их на запястье.
— Улыбка наверняка наигранная.
— Вовсе нет… Мне нравится быть «тик» для твоего «так».
— Кто-нибудь, убейте меня, — говорит она, закрывая лицо руками.
— Эй, — потянувшись, я убираю её руки от её симпатичного личика. — Если тебя это утешит, ты тоже «тик» для моего «так». Всегда была и всегда будешь.
Я вижу начало улыбки, когда она берёт ложку.
— Мой отец прошлым вечером снова остался на ночь, — я довольно уверен, что она говорит мне это чтобы сменить тему. — Они ещё не говорят о том, чтобы он переехал, но я думаю, это предстоит.
— Я надеюсь на это.
— Моя мама практически порхает по дому, — она хихикает, поднося ко рту целую ложку хлопьев. Но я замечаю, что она сказала «мама», а не Кристин. — Никогда не видела её такой счастливой.
— Вот, что делает с людьми любовь.
* * *
Уже около полудня я складываю листок бумаги и кладу его в конверт. Я по-прежнему не уверен насчёт того, что написал в последней части этого письма, но сердцем думаю, что Джем хотела бы это знать. Это было ужасное время для нас обоих, но также значимый момент в наших отношениях. Я только надеюсь, что это воспоминание не разрушит её так, как произошло в прошлом.
Я добавляю маленькую ювелирную коробочку и подвеску в виде крохотного кольца, а затем кладу к письму фотографию.
ПИСЬМО СЕМНАДЦАТОЕ…
Дорогая Джемма,
Шестое июля 2012 года. Это была пятница, и мы оба приехали домой на выходные. Я поцеловал тебя на прощание на подъездной дорожке, и ты пошла к своим родителям, а я к себе домой, чтобы увидеться с отцом.
— Я дома, пап! — крикнул я, проходя через дверь.
Через несколько секунд он спустился по ступенькам и притянул меня в объятие.
— Приятно тебя видеть, сынок. Я тебя не ждал на этих выходных.
— Мы с Джем подумали вас удивить. Я соскучился.
— Я по тебе тоже. Идём, давай я поставлю чайник.
— Как у тебя дела? — спросил я, садясь за кухонный стол.
— Хорошо. Очень хорошо. Как учёба?
— Отлично. Не могу поверить, что до выпуска осталось всего несколько месяцев.
— Ты думал, где хочешь работать?
— Да. И уже подал резюме на несколько должностей.
Я разрывался. Огромная часть меня хотела работать в родном городе, но это означало, что придётся оставить тебя позади. Тебе оставалось учиться ещё год.
— Это отлично. Я горжусь тем, что у тебя так хорошо получается. Не думаю, что у тебя будут проблемы с поиском работы.
— Как дела в магазине, пап? — спросил я, когда он поставил передо мной чашку кофе, прежде чем сесть.
Он провёл пальцами по своему подбородку, после чего ответил:
— На самом деле, я хотел с тобой об этом поговорить. Совет переквалифицировал зону в Р-4 (прим. Р-4 — зона объектов культуры и спорта).
— Ох, правда? Большая плотность застройки.
— Ко мне уже подходило несколько застройщиков.
— И что ты думаешь? Ты заинтересован в продаже?
Лично я думал, что он отдал этому магазину достаточно жизни, но знал, что поддержу его, если он решит не продавать.
— Поначалу не был, но чем больше думаю об этом, тем больше теплею к этой идее. Марио уже решил продать соседний технический магазин, и гараж через дорогу несколько дней назад выставил табличку «Продаётся». И у меня теперь намного больше конкурентов, с тех пор, как в городе появился этот Баннингс.
