Книга Исаак Лакедем, страница 117. Автор книги Александр Дюма

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Исаак Лакедем»

Cтраница 117

При этих словах неподалеку от могилы запел петух. Его голос раздался из бедной хижины, построенной на фундаменте из камней, осыпавшихся с гробницы Ахилла. Заслышав пение петуха, герой весь засветился, словно падучая звезда, и исчез с глаз.

Вот, блистательный Хирон, все, что я могу тебе рассказать о твоем ученике Ахилле.

— Благодарю, мудрый Аполлоний, — отозвался кентавр. — А теперь располагай мною. Не желаете ли вы оба, ты и твой спутник, чтобы я перевез вас на другой берег?

— Разумеется, — отвечал Исаак, — особенно если ты, преславный кентавр, соблаговолишь ссадить нас перед вон тем сфинксом, у которого мне надобно кое-что узнать… Однако же, если это слишком уведет тебя от цели, пусть на спину тебе сядет один Аполлоний, а я перейду реку сам.

— И не пытайся, чужестранец! — воскликнул кентавр. — Воды Пенея глубоки и быстры, и будь ты столь же умелым пловцом, как Леандр, река вынесет к морю твой труп!

— Хирон, — с грустной улыбкой отозвался Исаак. — Я преодолевал и более быстрые реки, и более глубокие моря. И ни те ни другие не совладали со мной: я бессмертен!

Кентавр поглядел на него с глубоким состраданием.

— Ты человек и бессмертен? Как мне жаль тебя!.. И я тоже был бессмертным, но теперь, к счастью, я только призрак! Геракл случайно ранил меня одной из своих стрел; боль, причиняемая неизлечимой раной, была так сильна, что Юпитер сжалился надо мной и позволил мне умереть… А ты бессмертен! Бессмертен! Как это печально, — повторил он.

Иудей позволил себе нетерпеливый жест.

— Хорошо, хорошо, — промолвил Хирон. — Может, ты еще не устал наслаждаться бессмертием и не вожделеешь к сладкому покою могилы… Ступай своим путем, а когда ты будешь стенать, терзаясь неутешной мукой, как некогда я, желаю, чтобы какой-нибудь бог, столь же сердобольный, как Юпитер, внял твоим мольбам… А теперь я отвезу тебя к сфинксу и прикажу ему отвечать на твои расспросы.

Опустившись на колени, Хирон подставил свой широкий круп обоим путникам и поднялся, откинув голову, чтобы его длинная седая шевелюра послужила им поводьями.

Оба поместились на его спине, и он галопом примчался к реке, проплыл мимо сирен, чьи чудесные голоса не одолели равнодушия Исаака и мудрости Аполлония, и ссадил их на другом берегу Пенея прямо перед сфинксом, который мрачно и неподвижно уставился на них своими гранитными глазами.

Хирон поискал и нашел на берегу какую-то траву, потер ею уста сфинкса, они раскрылись, и дыхание жизни вошло в каменное тело древнего животного.

— Чего желаешь ты, божественный Хирон? — спросил сфинкс.

— Я хочу, чтобы ты ответил этому чужестранцу, которого привел Аполлоний, пришедший ко мне с поручением от моего воспитанника Ахилла.

— Пусть говорит, — произнес сфинкс. — Я отвечу. Исаак приблизился к сфинксу. По его лицу было видно, что для него весьма важен вопрос, который он собирался задать египетскому чудовищу.

— Не тебя ли я видел в Александрии перед гробницей Клеопатры по возвращении моем из Нубии?

— Да, — ответил сфинкс. — Только скажи, как же ты, следуя по течению Нила и посетив Элефантину, Филы, Луксор, Мемфис, сумел отличить меня от целого стада животных моей породы, которые наблюдали разрушение городов, созданных фараонами, и, молчаливые и недвижные, продолжают созерцать, как катит волны старое божество Нут-Фен, что невежды называют Нилом?

— Я узнал тебя по обломанному когтю, — ответил Исаак. — Некогда я присел на твой постамент и, подумав, что еще придется увидеться с тобой, подобр&ч и приберег осколок гранита, которого тебе не хватает. Вот он.

Иудей вынул из-за подкладки плаща действительно сохраненный им кончик сфинксова когтя.

Сфинкс поднял правую лапу. Хирон приблизился, взял кусок гранита из Исааковых рук и точно так же, как поступил бы с раной на живом теле, приладил его к обезображенной лапе каменного зверя. Сфинкс медленно опустил лапу на место, затем, подобрав ее к другой, вновь принял свою привычную позу.

— Долго ли ты был на том месте, где я тебя увидел? — спросил Исаак.

— От основания Александрии, то есть уже четыре века. Полторы тысячи лет назад фараон Аменофис, сын Тутмо-са, повелел высечь меня из той же глыбы гранита, что и статую Мемнона, и установил на дороге в Луксорский храм, как и двести других похожих на меня сфинксов. Дей-нократ, архитектор Александра, переправил нас из Фив — меня и сотню моих братьев, — чтобы мы несли стражу у дверей дворцов, на перекрестках и площадях Александрии. Мне определили место у Озерных ворот, и вот уже четыре сотни лет я несу там службу, ни разу не смежив век.

— Хорошо, — сказал Исаак. — Так ты видел Клеопатру?

— Какую?.. В Египте было несколько цариц с этим именем.

— Дочь Птолемея Авлета, жену Птолемея Тринадцатого, возлюбленную Секста Помпея, Цезаря и Антония.

— Разве ты забыл то, что сам говорил недавно? Я сторожу ее гробницу.

— Есть много пустых гробниц… Усыпальница Клеопатры могла оказаться такой же.

— Клеопатра на своем месте.

— Ты уверен в этом?

— Я видел, как она, вся в слезах, вернулась из Акция; я наблюдал, как она приготовлялась к смерти, испытывая разные яды на своих рабынях; я следил за тем, как она возводила свою гробницу, как сама торопила работников, боясь, что усыпальницу не завершат к часу ее смерти; я видел в день, когда Октавиан вышел из Пелусия в Александрию, как она затворилась в гробнице со своею наперсницей Хармионой и Ирой, ведающей прической царицы. Вскоре на моих глазах принесли раненого Антония: за ним гнались воины Октавиана, и Клеопатра, страшась, что они ворвутся, если железная дверь гробницы будет открыта, с помощью обеих служанок поднимала на веревках раненого к окну, и через это окно втаскивала его внутрь. Спустя час изнутри донеслись рыдания и стоны: Антоний умер!.. На следующий день сам Октавиан явился к гробнице и постучал в дверь; открыла ему Клеопатра. Он вошел, и через четверть часа я мог видеть, как он уходил, грубо велев Клеопатре готовиться к путешествию в Рим, где ей предстояло украсить его триумф, и дверь за ним захлопнулась. Чуть позже Ира, оглядываясь и таясь, выскользнула из приоткрытой двери и в моей тени стала перешептываться с крестьянином, продававшим смоквы на александрийском рынке; видимо, они о чем-то договорились. Ира дала ему несколько золотых монет и вернулась в гробницу; остаток дня оттуда доносились стенания и плач. Вечером крестьянин со всеми предосторожностями пробрался ко мне. В руках он держал корзину, полную смокв, и трижды постучал в дверь гробницы. Та приоткрылась. Белоснежная рука египетской царицы протянулась за корзиной и уронила кошелек, после чего дверца захлопнулась снова. Крестьянин уселся на мой постамент, пересчитал тридцать золотых монет и прошептал, покачивая головой:

— Странная прихоть! Заплатить три тысячи сестерциев за какую-то змею! А затем, уверившись, что его не обсчитали, он поднялся и удалился в сторону озера. Почти в тот же миг я расслышал легкий крик, донесшийся из гробницы, а потом всю ночь там плакали и стенали… На следующее утро Октавиан сам явился за Клеопатрой. На этот раз, завидев его издали, Хармиона и Ира широко распахнули перед ним двери. Через проем я разглядел Клеопатру, охладевшую, неподвижную, лежавшую в полном царском облачении на могильной плите. Она дала укусить себя аспиду, принесенному в корзине со смоквами, и почти тотчас умерла. Тот слабый крик, что донесся до меня, она испустила, когда змея ужалила ее… С этого дня царица спит вечным сном в гробнице, медные двери которой Октавиан повелел замуровать.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация