Стрелковое вооружение, как по калибру, так и по размещению на самолете, неудовлетворительно.
Немецкие истребители превосходят советские как по скорости полета, так и по стрелково-пушечному вооружению.
В максимальной степени я постарался учесть замечания Денисова при работе над нашим первым истребителем.
Правительство, озабоченное скорейшим получением новых самолетов, следило за работой каждого из нас. Припоминается такой эпизод.
В конце 1939 года я был на одном из авиационных заводов, где запускали в серийное производство наш ББ.
В декабре 1940 года ближний бомбардировщик ББ-22 получил название Як-2, а его улучшенный вариант с двумя двигателями М-105 – Як-4 (на фото)
Здесь меня разыскал Поскребышев и предупредил, что соединяет по телефону со Сталиным.
– Как дела? Как выполняете свое обещание? Будет ли истребитель в декабре?
– Будет, товарищ Сталин, как обещано.
– Ну что же, чашка чая за мной.
Не сомневаюсь, что подобного рода звонки были и к другим конструкторам, принимавшим участие в создании новых самолетов.
Или, например, такая записка к конструктору двигателей Владимиру Яковлевичу Климову:
«Т. Климов!
Ссылаясь на нашу вчерашнюю беседу, хотел бы знать:
1) Можете ли прислать на днях 2 мотора М-105 и 2 пушечных мотора также М-105 для конструктора Яковлева?
2) Если можете, когда именно пришлете?
Дело очень срочное.
И. Сталин».
Все это – свидетельства того огромного внимания, которое проявляли партия и правительство к перевооружению нашей авиации.
Весь наш коллектив с небывалым увлечением работал над истребителем. Признаться, создание такой машины было исполнением давней, заветной мечты, мечты, которая владела мной и не давала покоя с тех пор, как я увидел отличные истребители Поликарпова. По воле таких мастеров-асов, как Чкалов и Серов, они выполняли в небе самые невероятные фигуры, творили чудеса.
Мы работали в тесном контакте с Владимиром Яковлевичем Климовым. Он компоновал свой двигатель специально для нашего истребителя так, чтобы обеспечить установку на самолете авиационной пушки, способной работать без синхронизатора. Тем самым мы освобождались от недостатков, с которыми связана стрельба через плоскость вращающегося винта. На двигателе Климова пушка устанавливалась в полом валу редуктора, и стрельба из нее не зависела от режима работы двигателя и винта.
Мы с Климовым решили во что бы то ни стало уложиться в срок, предложенный правительством. И все как будто получалось у нас складно. Макет мотора Владимир Яковлевич прислал нам задолго до установки настоящего двигателя.
Через сравнительно короткий срок машина уже стояла в сборочном цехе. На ней установили двигатель, пушку и два пулемета. Монтировалось различное электро- и радиооборудование, управление самолетом, уборкой шасси, закрылками. Шла начинка кабины летчика многочисленными приборами.
Дело близилось к концу, и у нас уже не было сомнений, что мы выполним задание в срок.
Но вот однажды, в октябре 1939 года, когда оставалось уже немного времени до срока окончания машины, мне сообщили из наркомата, что я назначен в авиационную комиссию торговой делегации, возглавляемой Иваном Федоровичем Тевосяном. Чуть ли не на следующий день я должен был выехать в Германию вместе с некоторыми другими работниками авиационной промышленности и Военно-Воздушных Сил. Цель поездки – ознакомление с авиационной техникой Германии.
Я страшно разволновался. Как же так? Взять обязательство перед правительством построить машину и оставить наше детище в такой ответственный момент? Сейчас же позвонил в Наркомат обороны и был принят наркомом Ворошиловым. Я сказал, что не могу бросить работу на завершающей стадии, пустил в ход все свое красноречие, старался убедить, что уезжать мне никак нельзя.
– Какой же вы руководитель, – заметил Климент Ефремович, – если боитесь на месяц оставить свое детище? У вас должны быть надежные помощники, которые справятся с делом не хуже вас.
Он сказал мне, что вопрос о моей поездке решен твердо и что я успею вернуться в Москву к выпуску самолета на аэродром.
Возражать было бесполезно.
На другой же день наша делегация выехала через Прибалтику – Кенигсберг – в Берлин.
Я пробыл в Германии около месяца, видел там много интересного и полезного для инженера-конструктора.
В фашистской Германии
Странная война. • Пакт о ненападении. • Советская торговая делегация. • В гитлеровском рейхе. • Показ немецкой авиатехники. • Наши сомнения. • Самоубийство генерала Удета. • Мессершмитт везет нас в Инсбрук.
Конец 30-х годов запечатлен в памяти моего поколения серией наглых разбойничьих нападений гитлеровской Германии, разгромом ряда европейских государств. Буквально каждый день был чреват неожиданностями.
После того как в 1938 году гитлеровская Германия в результате попустительства правителей Англии и Франции поглотила Австрию и Чехословакию, окрыленный легким успехом Гитлер задумал захватить и Польшу.
Правда, здесь дело обстояло несколько сложнее, так как между Польшей, с одной стороны, и Англией и Францией – с другой, существовал договор о взаимопомощи в случае агрессии. Хотя Гитлер и был уверен, что Англия и Франция воевать за Польшу не станут, он все же решил спровоцировать повод для нападения.
И вот 30 августа 1939 года группа выпущенных из немецких тюрем уголовников, переодетых в польскую военную форму, совершает нападение на радиостанцию в пограничном германском городе Глейвиц. Провокация удалась. Повод создан. Фашистские газеты и радио захлебываются от враждебных выпадов против Польши. В ночь на 1 сентября 1939 года гитлеровские войска перешли границу Польши.
Быстро преодолев сопротивление польской армии, гитлеровцы в короткий срок добились победы. Уже 6 октября боевые операции в Польше были закончены. Остатки польских вооруженных сил капитулировали, а варшавское правительство бежало за границу.
Сразу после вторжения в Польшу немецких войск Англия и Франция объявили Германии войну. Объявили… но не воевали, несмотря на весьма благоприятную для них военную обстановку.
Весь мир со дня на день ожидал, когда же Англия и Франция начнут военные действия. Но в конце 1939 – начале 1940 года ни войска французов и англичан, ни войска гитлеровцев не переступали свои границы.
В военных сводках союзников неизменно сообщалось: «Ничего нового…», «На фронте без перемен».
