Во время одного из визитов к И.В. Сталину летом 1939 года А.С. Яковлев высказался за сохранение Тверского бульвара, что спасло его от уничтожения
– Мне кажется, сейчас один из самых злободневных вопросов – это уничтожение бульваров на Садовом кольце. Москвичи очень огорчены этим и ломают голову: для чего это сделано? Ходит множество слухов и версий…
– Ну, и чем же объясняют? – насторожился Сталин.
– Одни говорят, что это делается на случай войны для более свободного прохождения через город войск и танков. Другие – что, опять-таки в случае войны, при газовой атаке деревья будут сборщиками ядовитых газов. Третьи говорят, что просто Сталин не любит зелени и приказал уничтожить бульвары.
– Чепуха какая! А кто говорит, что по моему распоряжению?
– Многие говорят.
– Ну, а все-таки?
– Да вот я недавно был у одного из руководителей московской архитектурной мастерской и упрекал его в неразумной вырубке зелени. Он сам возмущался и сказал, что это сделано по указанию, которое вы дали при обсуждении плана реконструкции Москвы. Одним словом, по «Сталинскому плану».
Сталин возмутился:
– Никому мы таких указаний не давали! Разговор был только о том, чтобы привести улицы в порядок и убрать те чахлые растения, которые не украшали, а уродовали вид города и мешали движению.
– Вот видите, достаточно вам было заикнуться, а кто-то рад стараться, и вековые липы срубили.
Несмотря на явное огорчение Сталина, я не мог удержаться от вопроса:
– Ну, а как же насчет Тверского бульвара?
– Не слышал. Откуда вы это взяли? – спросил он.
– Все так говорят…
– Ну, думаю, до этого не дойдет. Как, Молотов, не дадим в обиду Тверской бульвар? – улыбнулся Сталин.
Сталин молча допил свой стакан, придвинул ко мне лист бумаги и с карандашом в руке наглядно стал объяснять, как было дело.
Оказывается, при обсуждении плана реконструкции Москвы Сталин рассказал о том, что ему приходилось бывать на Первой Мещанской улице, которая, как он считает, является примером неудачного озеленения. Первая Мещанская (теперь проспект Мира) сама по себе была не очень широка, да еще по краям тянулись газончики с чахлой растительностью. Эти газончики суживали и проезжую часть, и тротуары и действительно не украшали, а уродовали улицу, так как вся трава на них была вытоптана, а кустарники ободраны.
– Я сказал об этом для того, – продолжал Сталин, – чтобы впредь под благоустройством улиц Москвы не понимали подобное «озеленение», а Хрущев и Булганин истолковали это по-своему и поступили по пословице: «Заставь дурака богу молиться – он лоб расшибет»
[4]. Вот, Молотов! Чего бы ни натворили, все на нас валят, с больной головы на здоровую, – засмеялся Сталин.
Однажды, в подходящий момент, в присутствии Молотова, после обсуждения авиационных вопросов, я решил поделиться со Сталиным своими мыслями о строительных делах. В то время я находился под впечатлением строительства нашего нового конструкторского бюро и сборочного цеха. Огорчали бюрократические трудности, которые приходилось преодолевать в ходе стройки.
Так в 1939 году выглядел опытный завод № 115 (ОКБ-115) главного конструктора А.С. Яковлева
Я привел примеры косности наших строителей и рассказал, в частности, о тех препонах, которые ставятся под видом норм, стандартов и всевозможных положений. Говорят о стандартах, а в то же время каждая архитектурная мастерская проектирует заново все от начала до конца, вплоть до оконных шпингалетов и дверных ручек.
– Вмешиваются в каждую мелочь, не дают шагу ступить и все ссылаются на строительные законы, – жаловался я. – А мне хочется свое КБ сделать поскорее, и не хуже, чем на Западе.
– А вы их не слушайте, если уверены в своей правоте, делайте, как считаете нужным, – сказал Сталин.
– Как же не слушать – не дадут строить!
– Очень просто, скажите, что Сталин и Молотов разрешили.
– Кто же этому поверит?
– Пусть у нас проверят, мы подтвердим.
Вспоминается и такой случай.
Однажды вызвали меня и дали важное задание. Сталин сказал:
– Дело срочное, выполнить его нужно быстро. Чем помочь?
Я говорю:
– Ничего не нужно, все у меня есть для того, чтобы сделать.
– Хорошо, если что будет нужно – не стесняйтесь, звоните, обращайтесь за помощью.
Тут я вспомнил:
– Товарищ Сталин, есть просьба! Но это мелочь, стоит ли вас утруждать?
– А ну!
– При выполнении этого задания потребуется много ездить по аэродромам, а у меня на заводе плохо с автотранспортом. Мне нужны две машины М-1.
– Больше ничего? Только две машины?
– Да, больше ничего.
Из Кремля я вернулся на завод. Встречает меня заместитель:
– Сейчас звонили из Наркомата автотракторной промышленности, просили прислать человека с доверенностью – получить две машины М-1.
И дает подписать доверенность. На другой день две новенькие машины М-1 были уже в заводском гараже.
К вечеру позвонили из ЦК: спросили, получены ли автомашины. Это уже проверка исполнения.
В 1939 году я получил новую квартиру в доме наркомата на Патриарших прудах. Там же поселились конструкторы Ильюшин и Поликарпов.
Дом – новый, телефон поставили только Поликарпову. Несколько раз по вызову Сталина меня приглашали к телефону в квартиру Поликарпова, расположенную этажом ниже. Я чувствовал себя страшно неловко. Поэтому однажды, когда прибежавшая работница Поликарпова сказала, что меня просят сейчас же позвонить Поскребышеву, то есть Сталину, я, чтобы не стеснять Поликарпова, пошел в соседний магазин и позвонил из автомата. В разговоре Сталин спросил, почему я так долго не звонил. Я объяснил, что звоню из автомата. Он удивился:
– Как, у вас нет телефона?!
На другой день, вернувшись вечером с работы домой, я увидел в квартире городской телефон.
Но это было еще не все. При ближайшем разговоре Сталин поинтересовался некоторыми подробностями вооружения одного нового самолета и задал вопрос, на который я отказался ответить.
– Не могу, товарищ Сталин, говорить с вами об этом.
