— Не стоило так делать? — прошептал я. — Но я тогда больше не буду доводить тебя до такого оргазма.
Она лениво улыбнулась.
— Не угрожай мне.
— Не притворяйся, что не хотела, чтобы он слышал.
— Долго вы еще будете состязаться?
— Пока я не посчитаю, что победил.
Она посмотрела на меня.
— Декс, тебя никому не одолеть. Серьезно. Забудь.
Я смотрел на нее.
— Перри, я хотел тебя с того момента, как увидел. И я не перестану ласкать тебя и объяснять это всем. Особенно после этой ночи. Ты моя. И только моя. Отныне и навек.
Ее взгляд смягчился, я надеялся, что не из жалости. Я кашлянул и слез с нее, чтобы сгладить тяжесть своих слов.
— Я принесу полотенца для тебя, — быстро сказал я и нырнул в ванную для этого. Я вернулся на кровать, сел рядом и нежно вытирал ее поясницу, пока она не стала чистой. — Готово.
Я бросил полотенца, она перекатилась на спину, открыв грудь, ее волосы разметались вокруг черным шелком. Она не перестанет лишать меня дыхания.
Она забралась под одеяла, и я присоединился к ней, выключив свет, и мы остались в темноте, а ее вкус все еще был на моих губах.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Мы снова проснулись с похмельем. Я проснулся раньше Перри, когда солнце поднялось над рыжими крышами вокруг нас. Алкоголь мешал спать.
Я слез с кровати, быстро оделся, желая сбегать в ближайшее кафе и принести нам чего-нибудь жирного. Напротив продавали яйца Бенедикт со свининой, и я заказал их и две Кровавые Мэри с собой (мне нравился этот город), когда кто-то постучал по моему плечу.
— Максимус, — оскалился я, зная, что это он, не оборачиваясь.
— Привет, Декс, — сказал он сухо.
Я скрестил руки и посмотрел на него.
— Как ты мог сказать, что никогда не слышал об Овощной лазанье, но легко изображаешь Уэйна Найта?
Он ну улыбался.
— Нужно поговорить.
Я схватил Кровавую Мэри и сделал большой пряный глоток. Вкусно.
— Ты меня бросаешь? Нет, погоди, мы тебя разбудили ночью?
— Декс, это нужно прекратить.
Мне дали коробочки с яйцами Бенедикт, на которых уже появилось жирное пятно. Я сделал еще глоток, глядя на лицо Максимуса. Порой изменения человека могли удивить. Мы все старели, но тут я понял, что Максимус был не тем парнем из колледжа. Он всегда был крупным, выше двух метров, и его лицо было загорелым и в веснушках. Но он сиял раньше молодостью, впечатлял. Энергия, яркость. Его глаза сияли, и это звучит уже гомоэротично, но так было.
А теперь я впервые увидел, как он постарел. Я тоже подрос. У меня уже появилось немного седины на висках, морщины вокруг глаз, которых раньше не было, и я уже не так хорошо переносил похмелье, как раньше. Я был близко к состоянию обычного 32-летнего мужчины, хоть это и не радовало.
Но Максимус выглядел уставшим. Его кожа была пепельной, обветренной, а волосы потеряли часть блеска (я заметил, потому что раньше он поливал волосы пивом и лимонами, чтобы они блестели, чтобы в них было видно отражение), брюшко пробивалось там, где раньше были одни мышцы.
— На что смотришь? — сказал он, и я понял, что он ждал ответ. Что там было? А, что-то нужно прекратить.
— Я смотрю на тебя, рыжий Элвис из эпохи арахисового масла и сэндвичей с бананами. Зачем нам говорить? Что нужно прекратить?
Он посмотрел в окно и сказал:
— Иди за мной.
Я закатил глаза и попросил продавца поставить коробки в пакет, ведь у меня уже были заняты руки напитками, и выбежал за ним на улицу.
Март был приятно теплым здесь, погода для джинсов и футболки. Вокруг были туристы, но не толпами, да и кому до этого было дело, ведь я сам был туристом. Я шел за Максимусом по улице, смотрел на проезжающие порой машины, ребят, которые занимались спортом, а потом он остановился в открытом парке рядом с церковью. Там была статуя Эндрю Джексона на коне, и мы сели на одну из многих скамеек, что окружали статую. На некоторых скамейках люди потягивали кофе, на некоторых спали бездомные, но почти весь парк был тихим.
— Ладно, о чем ты хочешь поговорить? — спросил я. Я почти допил свой коктейль и, чем дольше сидел с Максимусом, тем сильнее хотелось выпить коктейль Перри. — Про зомби? Это нужно остановить, согласен, но я не думаю, что мы с тобой должны заниматься этим.
— Прошу, я серьезно, — и он не врал.
И все же.
— О зомби?
— Вы с Перри. Это нужно прекратить.
— Не пойми превратно, но я не знаю, сколько раз мне нужно сказать тебе, что это не твое дело. Жаль, Перри нет рядом, она бы тебя ударила, но я буду рад заменить удар. Коленом по яйцам. Кулаком по носу. Выбирай.
— Ты можешь хоть минуту подумать головой и выслушать меня?
От его тона по шее пробежали мурашки тревоги. Он не шутил. Улыбка пропала с моего лица.
— Что?
Он пошевелил челюстью и сжал ее пальцами. Прошла пара минут. Я видел вдали телеги с мулами у реки. Он медленно выдохнул.
— Это прозвучит странно, просто выслушай. Ты можешь ругаться и вопить, как хочешь, когда выслушаешь то, что не хочешь слышать. Но пока что… дай сказать.
— Ла-а-адно.
— Вам с Перри не суждено быть вместе.
— Ох…
Он поднял ладонь.
— Не закончил. Я не могу пока уточнить, ты и не поверишь, но я хочу это тебе сказать. Вам с Перри не суждено быть. Я говорю это не из ревности или ненависти. Верь или нет, но я говорю тебе это, потому что забочусь о тебе. О вас обоих. Ты любишь Перри, знаю, но не вся любовь ведет к хорошему. Слушай, порой мы хотим сделать все и рискнуть всем ради любви, но это ни к чему не ведет. И все разваливается. То, что ты любишь, и любовь в твоих руках не значит, что ты ее всегда получишь. В твоем случае не может быть хорошего. Войны начинались из-за любви, людей убивали, ломались жизни из-за любви. Если вы с Перри станете чем-то большим, если она забеременеет, и вы захотите ребенка, она…
Это ударило тонной кирпичей.
— Довольно, — вмешался я и вскочил на ноги, словно меня ударили хлыстом. Я слушал с недоверием и долей нежелания, не понимая слова этого безумца, но привлекать туда Перри и беременность не стоило. Мои пределы на этом были достигнуты.
Я стоял над ним, раскаленный от ярости, текущей потоком по всем частям моего тела, просящей сорваться на нем.
— Не говори со мной об этом, понял? Не смей. Не знаю, что я тогда с тобой сделаю, но красивым ты потом не будешь. Серьезно. Ты больной ревнивец. Ты знаешь, что у Перри был выкидыш с моим ребенком, знаешь это, но тебе хватило наглости упомянуть это? Я тебе еще устрою, и тебе это не понравится. Так что закрой рот и больше мне — или ей — об этом не говори, иначе я раздавлю твой член твоими зубами.
