— Тише, малыш. Мы просто снимем это, а не будем описывать трагедию.
Она раздраженно посмотрела на меня.
— Но люди не могут просто забыть. Никто не знает, пока не окажется здесь и не увидит. Никто не понимает, что было потеряно.
— Кроме местных, — сказал Максиму. — Они все знают. И Декс прав. Не будем перегибать. Знаю, ты уже ощущаешь все это, как и я. Всюду в городе кажется, что я сталкиваюсь с потерянными душами…
Я повернулся к нему.
— Да? Я ничего не ощущаю.
Это было не так. Я ощущал, что в Новом Орлеане слои сверхъестественного были тоньше, что в воздухе было нехорошее напряжение, что я заметил бы мертвых вокруг, если бы хотел. Но я не хотел. Иначе я впустил бы их, особенно тех, кого не хотел подпускать. Ее.
— Глаза нужно открывать, — сказал Максимус, разглядывая меня пару минут. — Учись. И ты увидишь. Начни с этой ночи, — он кивнул на мою камеру. — И начинаем. Я не хочу тут задерживаться.
Словно он долгое время ждал этого, Максимус начал действовать. Должен признать, он был тщательнее меня, и от этого я только сильнее ненавидел его план. Но, как и сказал Джимми, он был сегодня боссом, и я прикусил язык до крови.
Тут не было исследования, а потом съемок. У нас был один шанс, первый раз. Духи не появятся дважды ради камер. И камера будет не одна, у Максимуса была другая. Перри останется с нами, будет молчать почти все съемки. Мы сможем добавить ее голос позже, но Максимус не хотел, чтобы она болтала. Он сказал, что это портило атмосферу для нас и призраков. Она будет просто реагировать и использовать инфракрасный прибор, что принес Максимус. Прибор показывал тепло объектов и магнитные поля.
Мне дали ФЭГ, и я прикрепил его включенным к поясу. Я знал, что прибор работает, на мой такой мы записали голос Пиппы, но Максимус сказал, что наше оборудование было хуже качеством и пострадали из-за всего, что мы записали. Как скажешь.
— Теперь мы готовы охотиться на призраков? — спросил он как дурацкий помощник учителя, что пытался звучать властно, но мягко при этом.
— Иди ты, — сказал я, а Перри вздохнула.
Она с неохотой пошла по заросшей тропе к дому, я направлял камеру на нее, а Максимус со своей камерой шел за нами. Высокая трава качалась на ветру, щекотала мои ноги, пугая меня. Крыльцо скрипело, шевелились два кресла-качалки. Ветер был не таким сильным, чтобы они сами двигались…
— Снимаешь это? — сказал Максимус за мной, снова чуть не напугав меня.
— Да, зараза, — оскалился я. Это будет весело сводить.
Мы поднялись по ступенькам и остановились. Два кресла-качалки замедлились, а потом замерли.
— Что-то видно на приборе, Перри? — проревел Максимус над моим плечом.
— Блин, — я пронзил его взглядом. — Обязательно так шуметь?
Он слабо улыбнулся мне.
— Прости, я волнуюсь.
— Волнуйся в другом месте, а не за мной, где я не вижу, что ты делаешь.
— Вижу две холодные точки на приборе, — сказала Перри, растерянно щурясь, глядя на него.
— Да? — завопил Максимус и чуть не оттолкнул меня, чтобы добраться до нее. Он посмотрел туда и улыбнулся. — Твою мать. Одно дело знать, что там сидят двое, и другое дело — видеть.
— Стой… стой… стой… — я вскинул руки в воздух. — Что?
— Да, что? — спросила Перри. — Ты их видишь?
Он кивнул.
— Это дар.
— У нас тоже есть дары, — парировала Перри. Я впервые слышал, чтобы она это защищала, и она будто гордилась.
— И что они делают? — спросил я. Было тревожно из-за того, что они были там, а мы с Пери их не видели. Может, Максимус сочинял.
— Они смотрят на нас и качают головами, — сказал он. — Выглядят старыми… и одежда… волосы седые.
— Черные или белые? — спросила Перри.
— Черные. Наверное, из 1940-х. Тогда жили здесь.
— Ты все врешь, — сказал я.
Он перестал улыбаться и посмотрел на меня.
— Уверяю тебя, нет. Я вижу то, что не видите вы.
— Почему они качают головами? — спросила Перри. — Предупреждают нас?
— Возможно, — он разглядывал их… или пустоту. Или старые кресла-качалки. — Они не хотят вредить нам. Но пытаются что-то передать.
Я скрестил руки, но управлял камерой.
— Эй, говорящий с призраками, объясняй.
Он нахмурился и отпрянул.
— Ушли.
Перри вдохнула.
— Он прав. Смотри, — она показала прибор. Холодные точки пропали.
— Мертвые тоже не хотят с тобой говорить, — сказал я, хлопнув его по плечу.
Он хмуро посмотрел на меня и жестом направил Перри входить. Дверь дома была заколочена, гнилое дерево образовывало крест на окне. Ручка была на месте. Перри попыталась обхватить ее, но отдернула руку и затрясла пальцами.
— Холодная? — спросил Максимус.
Перри покачала головой и смущенно посмотрела на нас.
— Паутина. Фу.
Я не знал, подозревала ли она, что реагировала на паутину сильнее, чем на старых мертвецов, но так было.
Я склонился и повернул ручку, борясь с желанием поцеловать ее шею. А потом я вспомнил, что Максимус снимал нас для шоу. А потом все равно поцеловал ее.
Она улыбнулась, глаза заблестели, когда она посмотрела на меня. Максимус тут же кашлянул.
— Заходим, и там будьте профессионалами, — протянул он.
Да, ведь мы были профессионалами. Потому мы не участвовали в Олимпиаде охотников на призраков.
Я улыбнулся себе от шутки, но вскоре улыбка увяла. Как только мы вошли, все изменилось. То, что было на крыльце — старики, если они существовали — было безобидным. Там была мирная энергия. Внутри, в темноте и затхлом воздухе без звуков дом ощущался хранящим сотню жутких секретов. Как только мы пересекли дверь, тот порог, он уже начал продумывать, как превратить нас в свой секрет.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
— Фу, — сказал я, озираясь, осматривая дом. — Вы это ощущаете?
Темная голова Перри кивала передо мной. Максимус суетился с камерой.
— Я включу ночное видение, так ничего не видно.
Это мне не помогло. С улицы доходило мало света, ведь окна были заколочены, и я не мог найти фонарь, хотя брал с собой. На камере фонарь был слабым, но хоть что-то. Я видел перед собой белое сияние, Перри вытащила айфон и включила фонарик на нем, как в старые добрые времена. Я сделал так же, и, хотя комната была не освещена, нашего огня хватало, чтобы увидеть, что перед нами.
Было сразу понятно, что внутри давно никто не было. Скрипящие половицы были покрыты толстым слоем пыли, и только наши следы беспокоили ее. Мебели тут было мало, она была в пятнах, старая, с дырами, но не такая пыльная, как пол. Рядом с мебелью были пластиковые крышки, забытые, когда поселенцы решили остаться в этом старом доме.
