Я видел по тому, как дрожал ее телефон, что Перри страшно. Я научился узнавать это по малейшим движениям после серий. Она всегда боялась дать мне знать, что чувствует, какой уязвимой является. И я невольно ощущал то же самое. Здесь не было ничего угрожающего в углах, на нас не смотрели незримые силы (хотя, если подумать, я бы это ощутил), но мы были там, где не должны быть, и где-то дом… знал, что мы пришли.
Дом словно ожидал нас. Я хотел сказать это, но не хотел выглядеть трусом перед Максимусом.
Мы шли дальше по чернильной бездне, по старому потрепанному ковру в гостиной к окнам-витражам с видом на задний двор, но и эти окна были заколочены. Я словно находился в гробу размером с дом, и каждый шаг вел все глубже под землю.
Максимус шагал впереди, полагаясь на ночное видение на камере. Я видел силуэты поверх его плеча, понял, что мы идем на кухню и к буфету. На миг мне показалось, что кто-то стоит у разделочной доски с большим ножом в руке, режет что-то гадкое. Но я посветил туда телефоном и увидел, что там был холодильник, поблескивающий в темноте.
— Что-нибудь записываете? — спросил я. ФЭГ поможет, когда мы закончим здесь, и его подключат к компьютеру.
— Тут холодно, — тихо сказала Перри. — Все холодное. Но не так, как с двумя на улице.
— Ничего не вижу, — сказал Максимус. — Магнитные поля читаешь?
— Вряд ли, — сказала Перри.
— Направь прибор на потолок, — сказал я ей. Мне было едва видно, как она обернулась в темноте и одарила меня взглядом, но послушалась.
— Там… — она замолчала. — Наверху жар. Не могу сказать, от чего. И магнитное поле искажено. Что означает фиолетовый?
Максимус издал согласный звук и кашлянул.
— Что-то означает. На второй этаж?
Я знал, что мы пойдем туда, даже если мы откажемся. Часть меня хотела струсить и убежать отсюда. Мы были в маяках, отелях, островах и психбольницах с призраками. И от всех тех мест мне было не по себе, как сейчас. Но это место ощущалось иначе. Этот дом ощущался мертвым и живым, старым и новым, плохим и… хуже. Тут были не только мертвые, но ощущения были такими размытыми, что я не мог понять точно. Казалось, я в своем кошмаре, когда не знал, наяву это происходит или нет, но точно что-то означает.
— Декс, — услышал я Максимуса и повернул голову на его голос. Они с Перри были в свете ее телефона, стояли у двери возле кухни. Как-то они прошли мимо меня, и я даже не заметил.
— Я здесь, — сказал я, было жутко. Как долго я был в своей голове? Я пошел за ними из кухни в гостиную. Большая лестница вела на второй этаж, и мы вместе взбирались по ней. Максимус вел нас, Перри — за ним, и я в конце. Динамика нашего шоу изменилась внутри. Я надеялся, что Перри спокойнее между нами, потому что мне было страшно идти последним, казалось, что-то темное и тяжелое следует за мной по ступенькам, кусая меня за пятки, пока мы шли.
Разум хотел представить мою мать, ее худое тело, ее пытку, ее жуткие слова. Я почти ощущал ее широкий черный рот и острые зубы, острый язык и черное сердце, желающее моих страданий.
Нельзя было так думать. Нельзя было, чтобы мои демоны мешали остальным.
Второй этаж был проще первого. Половина этажа была разделена на комнаты с закрытыми дверями, а другая половина выходила на улицу, пара кресел там стояла, чтобы любоваться улицей и садом. Окна здесь не были заколочены. Они были открыты и разбиты, жаркий ветер проникал в дыры, шевелил облачка пыли, что поднимались с кресел и кофейных столиков. Если когда-то здесь был пансион, то тут было место для завтрака или отдыха на солнце. Теперь свет был лишь с улицы, зловещий, но нам было видно, что нужно.
— Нам проверять все комнаты? — спросила Перри, и я был удивлен ее упорству. И немного впечатлен. Я понимал, что все боялись и хотели сбежать отсюда, как и я, но это не обсуждалось. Может, это было в моей голове, это ощущение, что дом против нас, что живые и мертвые силы работают против нас. Мысли о матери были первым знаком, что так у меня.
Спокойно. Я глубоко вдыхал носом. Пару раз приснился кошмар. Все хорошо.
— Да, проверишь первую дверь? — сказал Максимус, и я понял, что он звучал как я, когда мы с Перри снимали вдвоем. А потом мы перестали снимать шоу, и Максимус приехал в Портлэнд — с подачи Джимми — надеясь, что убедит Перри сниматься с ним, как с оператором. Это не сработало, моя бедняжка была одержима тогда, и Максимус начал завоевывать семью Паломино. Давно ли он метил на эту роль?
— Ладно, — натянуто сказала Перри, шагнула к первой двери. Не я ей приказывал, теперь не я был главным, не я переживал, получится ли у нас нормальный выпуск, и я видел, как требователен был. Я заметил это, когда мы поменялись ролями в Канаде, но Сасквоч был другим делом, и теперь меня отстранили еще сильнее.
Перри прижала ладонь к ручке, дверь открылась с громким скрипом. Комната была пустой, кроме открытого окна и женщины рядом с ним.
— Блин! — завопил я, сердце пыталось выпрыгнуть из горла.
— Что? — спросила Перри, оглянувшись. Ее глаза были большими и белыми в свете моего телефона, и я поправил камеру, чтобы уловить это.
— Видели это? — сказал я, пытаясь совладать с паникой в голосе. — Ж-женщину?
Максимус и Перри переглянулись — и это мне не понравилось — а потом посмотрели на комнату и свои приборы.
— Температура не изменилась, — сообщила она. — Но я заметила фиолетовое свечение на миг.
Я не знал, пыталась ли она меня так успокоить. Я ценил это, но это не сработало. Я кивнул и сказал:
— Забудьте.
Мы прошли к следующей комнате, а потом еще и еще. Перри открывала их, словно в них был скрыт приз, что мы выиграли в лотерее. Но внутри ничего не было, они и я ничего не видели.
— Следующий этаж, — заявил Максимус, словно был мрачного вида псом из мультика, что всегда говорил копать глубже. Я ухмыльнулся бы в другой раз, но мы с Перри только кивнули, напряглись и приготовились к следующему этажу.
Мы обошли угол и добрались до лестницы. Пыль и паутина покрывали перила, и мы старались не трогать их, пока поднимались, ступени скрипели под нами.
Мы были на половине пути, когда скрип сменился треском. Перри закричала, провалилась в ступеньку, дерево трещало вокруг нее. Я завопил и попытался зацепить ее рукой, но вся ступенька пропала под ее ногами, и ее тело провалилось по пояс в неизвестность.
— Боже, — Максимус развернулся на вершине лестницы и вернулся, чтобы помочь нам. Он был в двух шагах, когда ступенька сломалась и под ним от его веса. Он завопил и упал, удерживая камеру высоко в воздухе. К счастью, его грудь и рук были слишком большими, чтобы провалиться, хотя казалось, что в любой миг вся лестница развалится под нами.
— Вот же блин, — ругался я, пытаясь понять, что делать. Понятно, начать нужно было с Перри, но хоть я ненавидел Максимуса, не мог его бросить. Я уперся ногой в стену, а другой в перила, вытащил Перри из дыры. Как только она смогла встать, я пробрался дальше к Максимусу.
