Книга Елизавета Петровна. Дочь Петра Великого, страница 53. Автор книги Казимир Валишевский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Елизавета Петровна. Дочь Петра Великого»

Cтраница 53

Это являлось отчасти результатом войны, которая с 1756 г., несмотря на субсидии, данные Австрией из французских денег, налагала на страну бремя расходов, совершенно для нее непосильных. Я уже отметил, каким образом Россия, будучи третьестепенным государством в мирное время по своему скудному бюджету, держалась все же в первом ряду. В 1746 г. Мардефельд разоблачил тайну этого особого финансового механизма: «Рекруты не стоят императрице ни одной копейки, но они стоят очень дорого стране, и Военная коллегия имеет годовые доходы, специально предназначенные на содержание армии. Перевозка багажа офицеров производится на их счет, а перевоз военных припасов ложится большей частью на страну. Таким путем, правительству нетрудно передвигать войска на собственной своей территории».


Елизавета Петровна. Дочь Петра Великого

Серебряный гривенник (10 копеек). 1747 г.


Но в ту минуту приходилось вести войну в чужой стране, между тем, Елизавета ничуть не намеревалась сократить ради войны свои удовольствия или свои привычки к роскоши. Она торопила постройку нового зимнего дворца, отправила в Вену посла, которому на жалованье одной челяди нужно было 2000 руб. в месяц, и заботилась о том, чтобы выдавали аккуратно содержание итальянской труппе в Петербурге. На этот последний предмет в 1758 г. Сенат специальным указом повелел дворянскому банку немедленно внести 7000 руб., хотя подобное назначение фондов и не предвиделось уставом данного учреждения. Однако фонды были тут, как и всюду, истощены, и, опустошив все свои кассы, банк набрал лишь 3000 рублей.

В 1759 г., чтобы доставить 400 000 руб. в Кенигсберг, откуда генеральный комиссариат действовавшей армии требовал 600 000 руб., прибегли к переплавке медной монеты. Операция эта, придуманная Петром Шуваловым, отличалась хитроумной простотой: величина монет уменьшалась наполовину, а цена ее увеличивалась тоже вдвое, причем Шувалов восторгался изяществом новых монет, ставших более удобными. Несмотря на эту меру и на то, что пришлось заимствовать деньги из капиталов всех решительно ведомств, не исключая и госпиталей, удалось собрать лишь 289 276 руб. Елизавета, сообщая о своих затруднениях Эстергази, весьма героически объявила ему, что готова продать половину своих платьев и бриллиантов. Мы знаем, что, если бы даже она и привела в исполнение свое намерение, у нее все-таки осталось бы во что одеться. Вместо того чтобы прибегнуть к этой крайности, она предпочла, однако, в 1760 г. преступить еще один принцип своего отца, разрешив устройство лотереи, что Петр Великий считал безнравственным. И мера эта не стала нравственнее от того, что лиц, выигравших первый тираж, заставили взять вновь билеты нового выпуска.


Елизавета Петровна. Дочь Петра Великого

Серебряный рубль. 1750 г.


Елизавета Петровна. Дочь Петра Великого

Монета (две копейки) с изображением монограммы императрицы Елизаветы Петровны


Война неизбежно подчеркивала основной недостаток равновесия между ролью, выпавшей на долю преобразованной России в силу нового режима, и средствами, которые она имела в своем распоряжении, чтобы поддерживать эту роль. Выдвигая себя и Россию на европейскую авансцену, Петр, по крайней мере, имел осторожность свести почти на нет собственные расходы на представительство. Он одевался как рабочий и жил в избе. Елизавета же, вступив в борьбу с Фридрихом, желала соперничать и с маркизой Помпадур. Отрицательные результаты доблестных походов, приведших русские войска в Берлин, должны быть приписаны столько же неопытности ее генералов и недостаткам военной организации, сколько и указанным выше ошибкам в поведении и суждениях Елизаветы и ее правительства.

Армия и флот

Родившись под Полтавой, военный престиж России все возрастал в первой половине восемнадцатого века, благодаря победам Миниха и пассивному, но тем не менее грозному появлению армии Анны и Елизаветы в сердце Германии. Фридриха долго одолевал почти суеверный страх перед этой силой, он неясно различал составные ее части, она не поддавалась вследствие этого его расчетам и отнимала у него охоту с ней померяться. Но рапорты многочисленных агентов, доставлявших ему сведения о русской армии, в конце концов победили это чувство, и в своем суждении о ней король вдался в противоположную крайность, что было одной из величайших и наиболее дорого оплаченных ошибок его жизни. В особенности способствовал этому Мардефельд. Фридрих относился с большим уважением к суждениям этого дипломата, который в общем оправдывал доверие своего повелителя. Еще в 1746 г. Мардефельд объявил, что совершенно отказывается от высокого мнения о русской мощи, которого он держался «по традиции», «вполне убедившись, – пишет он, – в том, что при полном комплекте всех полков, силы империи, включая и гарнизонные полки, не достигают и 130 000 человек регулярных войск».

В известном смысле он был хорошо осведомлен. В день смерти Елизаветы официальное число сухопутных сил, оставленных императрицей своему наследнику, равнялось 606 178 человекам. Но помимо того, что треть ее составляли «иррегулярные» казаки и калмыки (261 172 чел.), этой армии свойственна была одна черта, столь общая той эпохе, что для нее создалось даже особое выражение в административной переписке того времени. Часть этой армии существовала лишь на бумаге. В действительности наличный состав русских войск, представших перед Фридрихом в ту минуту, когда он, к своему несчастью, бросил вызов «северным медведям», как он называл своих врагов, казавшихся ему сперва грозными, а затем презираемых им, никогда не превышал 70 000 человек. Но, собирая точные сведения относительно численности и даже достоинств этого военного аппарата, Мардефельд упустил из виду один элемент, не подмеченный, впрочем, ни одним из его современников до Цорндорфского и Кунерсдорфского сражений. Он умел лишь считать батальоны, оценивать дальнобойность пушек и ружей, обмундировку, и с этой точки зрения пришел путем сравнения к весьма выгодным для Фридриха заключениям. Елизаветинские солдаты и генералы, по-видимому, не обещали доставить много хлопот Розбахским победителям. С виду крепкие, но плохо питаемые, солдаты, даже по мнению австрийского военного агента Сент-Андре, не должны были отличаться особой силой. Генералам неизвестны были «употребление и польза провиантских обозов и походных кухонь, они не имели ни малейшего представления о военных складах, полиции армии, о дисциплине ее… и вообще о всем том, что составляет разницу между цивилизованными нациями и теми, что находятся еще во власти варварских принципов и ослепления». Но достаточно было опыта нескольких сражений, чтобы исправить эти данные, сами по себе верные, но неполные. Апраксин и другие русские генералы позволили Фридриху обойти себя, но, находясь в положении отчаянном, по мнению великого полководца, они не обнаруживали ни малейшего волнения и, повергая в недоумение тех, кто думал держать их в руках, сумели победить пруссаков своей стойкостью. Солдаты Фермора и Салтыкова ложились тысячами под огнем прусских мушкетеров, но, и падая наземь, они все еще дрались до последнего издыхания. Тогда-то и обнаружилась перед всем миром русская душа, производя на него впечатление чего-то дикого и непонятного, но обладающего бесконечной силой сопротивления.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация