– Я не смогла поговорить с Ильей… – начала я.
– Угу.
– Он заснул.
– Угу…
– А еще Лена и Нина остались у него… Мне кажется, они с
Леной мутят.
– Угу.
– А утром я залезла в его мобилу. Он общается с Ирой…
– Угу…
– А еще отчитал меня, что я у него осталась, не спросив
разрешения.
– Угу.
– Кать, что случилось? – спросила я, не выдержав пятого
«угу».
– Ничего… – ответила она, не поднимая глаз.
– Так не бывает, – сказала я. – Ты обиделась, что
я не ушла вчера вместе с тобой?
– Нет.
– А на что тогда?
– Все нормально.
– Понятно… – вздохнула я.
Хотя понятно было лишь то, что черная полоса подкралась ко
мне слишком близко. За последние три месяца мы очень сблизились с Катькой. Она
почти не общалась с Кристиной и Наташей. Я даже не видела, чтобы она давала им
списывать. Они только здоровались, по привычке целуясь в щеки.
А сегодня… Катя не стала ждать меня после урока и сразу
убежала за девочками. Веселая, радостная и болтливая. Совсем не та, что сидела
рядом со мной пять минут назад!
Так продолжалось весь день. Катя делала вид, что меня не
существует, а я отчаялась узнать, что же произошло.
Такое чувство, будто вокруг меня образовался вакуум.
Девочки, Илья, Катя… Еще немного, и я начну сомневаться, существую ли на самом
деле.
На физкультуре нас впервые за год вывели заниматься на
улицу. На стадионе еще виднелись островки снега, но было уже довольно тепло.
Пробежать пять кругов для разминки.
Катька бежала впереди с наушниками в ушах. Кристины с
Наташей среди бегущих не было. Наверное, прогуливали. Хорошо, что их не было
рядом с Катей. Это значит, я могу догнать ее и прямо все спросить.
Раз, два, три… разгоняемся, еще пара секунд, и вот мы бежим
рядом и молчим. Катька в полосатой шапке, в наушниках, смотрела себе под ноги и
делала вид, что не замечает меня.
Она побежала быстрее, и я побежала быстрее. Блин. Что за
фигня происходит? Я снова догнала ее и на бегу выдернула правый наушник.
– Ты чего, дура совсем, что ли? – закричала Катя,
впервые за день посмотрев на меня.
– Извини, но по-другому до тебя не докричишься, –
ответила я. – Кать, что произошло?
– Ничего.
– Кать, почему?
– Не знаю, – сказала она и снова побежала быстрее.
Я не отставала:
– Кать…
Тишина.
– Я что, со стеной разговариваю?
Без ответа. Мне казалось, еще чуть-чуть, и я разревусь,
прямо здесь, на спортплощадке перед всем классом.
Мы снова бежали рядом:
– Так не делают, Кать… Ты хотя бы скажи, я ничего не
понимаю.
Катя не ответила.
– У меня тут больше нет никого, кроме тебя… я одна…
Катя молчала, но больше не пыталась убежать вперед. Может,
устала. Не знаю. Когда мы побежали последний, пятый, круг, я посмотрела на нее.
Катя плакала, не вытирая слез.
– Кать, ты чего? – спросила я.
– Ничего, Маш, – ответила она, мотая головой. –
Все нормально, – и даже попробовала улыбнуться, а потом на миг сжала мою
руку в перчатке.
Я запуталась еще больше. Что случилось с Катькой? Почему она
ничего не говорит мне? Мучаясь этими вопросами, я проторчала в женской
раздевалке дольше обычного. Все уже собрались, причесались, накрасились и ушли,
а я еще сидела и завязывала шнурки на новых сиреневых кедах. «На английский
опоздаю…» – подумала я и заметила сложенный вдвое листок розовой бумаги. Что-то
очень знакомое. У Кристины есть такой блокнот! Размером с альбом в форме
сердца. Противные розовые листочки в линеечку.
Я потянулась, схватила лист и развернула его. Кристинкин
почерк. Красной ручкой написано.
«Привет, Катюшка!
Мне сложно писать об этом, но чувствую, что должна это
сделать…»
Зазвонил мобильник. Олег.
– Маш, ты можешь говорить?
– Да, – ответила я. – Что-то случилось? –
Брат никогда не звонил мне в середине дня.
– Да, Машуль. Очень нужна твоя помощь. Ты в школе?
– Да.
– Как хорошо… звонили из школы, сказали, Гоша заболел
ветрянкой. Надо забрать его побыстрее, а у меня две встречи, которые уже нельзя
отменить. Эльза трубку не берет. Сможешь забрать его прямо сейчас и отвести
домой?
– Ой, бедненький… – сказала я. – Да, я уже выхожу.
– В общем, идите домой, уложи его в постель, пускай лежит, и
вызови врача. Хорошо, Маш?
– Да-да, все поняла.
– Как придете, позвони.
– Ага…
Не дочитав записку, я спрятала ее в сумку и выбежала из
раздевалки. Придется прогулять два урока английского. Это даже хорошо, потому
что пересказ текста я не подготовила. Наверное, я погорячилась, сказав, что я
здесь совсем одна. Ведь есть мелкий Гоша, которому я иногда нужна.
Когда я прибежала на третий этаж, он уже сидел в раздевалке.
Почти одетый, очень грустный, в красных пятнах, которые придется замазать
зеленкой. Не могу вспомнить, болела ли я ветрянкой в детстве. Если болела,
значит, есть иммунитет. А если все-таки нет? Надо будет спросить вечером у
мамы.
Домой с Гошей шли медленно. Он хныкал и пытался чесать
красные пятна, крепко держа меня за руку свободной рукой.
Потом мы ждали врача, который прописал постельный режим и
жаропонижающее для детей, затем я бегала в новую аптеку, которую недавно
открыли у перекрестка. Автоматические двери, которые открываются, стоит подойти
к ним, не хотели пропускать меня. Хотя перед бодрым мужичком открылись тут же.
Почему-то стало очень грустно.
Вернувшись наконец домой, измерив Гоше температуру, дав
лекарство и включив компьютер, я поняла, как сильно устала за этот долгий,
нервный и странный день. Только теперь я вспомнила про записку, которую нашла в
раздевалке. Развернула и продолжила читать:
«…просто дело в том, что, когда я пришла в ваш класс два
года назад, ты сразу стала моей лучшей подругой. Но постепенно мы стали
отдаляться друг от друга. Может быть, это потому, что я стала больше общаться с
Наташкой и у меня появился парень. Да и ты теперь больше общаешься с этой новенькой
Машей. Если место твоей лучшей подруги уже занято, то я не стану претендовать,
но если все же нет, то буду очень рада занять его.
Твоя подруга Кристина».
