— Хорошо, идем, — Виддершинс ловко встала, скривилась, поднимая рапиру и отмычки с пола. — Жен, ты со мной.
— Что? Я…
— Слушай, Жен. Обычно наша дружба не привела бы гильдию к тебе. Торговцев трогать плохо, если они никак тебе не вредили. Но сейчас они могут так злиться, что заглянут к тебе. Ты идешь со мной. Ты вернешься позже, когда будет безопасно.
— Но…
— Сейчас.
Женевьева вздохнула, но не спорила. Странное трио вышло тут же за дверь, оставив лишь тряпки в крови и грязный стол за собой.
* * *
Люк и Генри Робе встретились в небольшом кафе на улице, озаренные свечами на столах, где друзья не привлекали внимания, а никто из прохожих не рассмотрел бы их лица. Остальные наемники Апостола сидели неподалеку, фигура в бинтах нависала за ними.
— …звучит радостно, — докладывал Робе. — В первую ночь ее там не было, а когда они решили последить за таверной, там было пусто. Им не хватает людей, чтобы следить весь день, но они будут возвращаться туда. Они уверены, что она появится рано или поздно, а сейчас Брок хочет следить и ждать.
— У таверны есть название? — спросил Жан Люк, потягивая чай, оттопырив мизинец.
— «Дерзкая ведьма».
— Покажи.
Мужчины посмотрели на существо, что заговорило под маской бинтов, от его голоса столик задрожал, пламя свечей заплясало.
— Конечно. Можно мы закончим…?
— Покажи сейчас.
Во главе был Жан Люк. Но они с Робе быстро встали на ноги, не желая спорить.
Они пошли по улицам, и Робе задумался на миг, что случилось с ворами, что шли с Жаном Люком и его союзником-демоном. Но он решил, что не хотел знать.
* * *
— Это глупо, Шинс! — прошипела Женевьева в шестой раз, пока трио шло по грязному переулку в мусоре. Запахи гнилого мусора, алкоголя, рвоты и испражнений сплелись в жуткий аромат, что ласкал сырые улицы. Он даже крыс отгонял. Под ногами хлюпало, запах добавлялся к уже невыносимой вони, что почти отравляла.
— Я готов согласиться с мадемуазель Маргулис, — добавил Ренард, замирая, чтобы поднять сапог и осмотреть грязную подошву. — Если не учитывать опасность нашему здоровью — хотя это тоже важно — тут проблем все равно много. Эту одежду не спасти. Мне придется сжечь ее.
Виддершинс тихо шла по переулку перед ними, замерла, и ее плечи поднялись от вдоха.
— Ладно, хватит уже! Это важно, так что молчите и двигайтесь. Чем быстрее дойдем…
— …тем быстрее уйдем, — ответили хозяйка таверны и вор. — Ты это уже говорила, — добавила Женевьева. — Но это если ты выживешь, Шинс.
— Слушайте! — Виддершинс повернулась, кривясь, задев повязки. — Нам нужно спрятаться, да? Может, на какое-то время. Потому нам нужны деньги. Что не ясно?
Ренард кашлянул, поднеся кулак к лицу.
— Думаю, Виддершинс, тебе лучше пойти домой и забрать монеты, хоть те, кто охотятся на тебя, могут знать, где ты живешь.
Девушка лениво пнула кусок чего-то на дороге. Он ударился о стену переулка со шлепком и прилип.
— Я же говорила, я тут не живу. У меня есть несколько комнат в городе. Под чужими именами, — добавила она, когда Женевьева открыла рот, но позеленела, когда вдохнула запах переулка. — У меня везде запасы. Нам хватит на какое-то время. И это безопасно! — заявила она, увидев их хмурые лица. — Люди не могут знать об этом месте. Они не могли связать его со мной. Никак! Если это вас успокоит, — продолжила она, — можете постоять тут, пока я сбегаю за деньгами, — она указала на перекошенное здание в четыре жутких этажа. Дыр там было больше, чем кирпичей. Деревянная лестница сбоку здания напоминала мертвую лозу — отклонялась от стены в нескольких местах, прочность ее была как у стеклянного тарана.
— Знаешь, — ответила потрясенно Женевьева, — так будет лучше.
Виддершинс невольно улыбнулась.
— Я на пару минут, обещаю. Не о чем переживать.
— Переживать? — спросила Женевьева у Ренарда, когда их подруга пропала в тенях. — С чего нам переживать?
— Даже не представляю.
Они долго стояли, пытаясь не дышать, боясь, что легкие взбунтуются и убегут от них. Женевьева повернулась к Ренарду, впервые посмотрев ему в глаза.
— Она не знает, да?
— Прошу прощения, милая? Кто чего не знает?
— Виддершинс. Она не знает о тебе.
Глаза Ренарда расширились на миг, а потом сузились.
— Уверен, я понятия не имею, о чем…
— О, ладно тебе. Ты — профессиональный вор, член гильдии на хорошем счету, но рискуешь жизнью и положением, пребывая тут. Я люблю Виддершинс, Ренард, но порой она такая дура. Но я не такая.
Щеголь сдулся, даже яркие краски его наряда потускнели (хотя дело явно было в атмосфере переулка).
— Ты же ничего не скажешь? — взмолился он.
— Почему это? — спросила Жен.
— Посмотри на меня, мадемуазель. Я — всякий, и я за это не извиняюсь, но разве Виддершинс может воспринять меня серьезно?
— Ты будешь удивлен, — сказала она ему. — Но я ей не скажу. Говорить тебе.
— Спасибо.
Казалось, сказать им больше было нечего.
* * *
Уверенность Виддершинс прожила до середины лестницы, именно там вся лестница застонала и сдвинулась на пару дюймов влево. Она застыла, сжимая гнилое дерево так крепко, что оно стало раздавливаться в ее кулаке.
— Ольгун? — прохрипела она. — Ольгун, ты… кхм, можешь сделать так, чтобы эта штука не рухнула подо мной?
Ответа не было, но лестница подвинулась. Пыль сыпалась сверху, на волосы Виддершинс, щекотала ее нос. Она вдохнула пару раз, не дав себе чихнуть, ведь от этого все могло рухнуть.
— Ольгун? — шепот, ведь она боялась, что даже мелкий звук разобьет лестницу.
С тихим смехом Виддершинс ощутила знакомые иголки в воздухе, ощутила, как гниющее дерево твердеет под ее ногами, поднимаясь.
— Очень смешно, Ольгун! — прорычала она, лицо пылало от смеха, что звенел в ее душе. — До истерики.
Божество продолжало смеяться.
— Когда закончишь, — едко сказала Виддершинс, — будет поздно нас поднимать.
Божество взяло себя в руки через миг — и миг был долгим, Виддершинс в это время раздраженно смотрела на созвездия, которые не затмила луна и не скрыли облака. Она отметила, что к утру мог пойти дождь.
Ольгун решил перестать шутить, и они полезли вверх по прочной лестнице.
Виддершинс замерла наверху, не у двери, а в правом углу площадки. Пальцы умело нашли трещины в стене, ноги скользнули в выбоины, что были лучше лестницы. Она полезла, как паук, миновала несколько окон, замерла у четвертого. Она подвинула скрытый крючок на окне, подняла окно и проникла внутрь тихо, как лунный свет.
