— Как журналисты, — добавила я. — Мы ничего не изгоняем.
Кроме одного раза. Я вспомнила Бенсон. Ощущалось это хорошо.
— Знаю, — она уже не так радовалась. — Я просто устала от этого. И в отчаянии. Прошу, поверьте мне.
Ребекка придвинула к ней стул.
— Вот. Почему бы не сесть и не рассказать все?
Бренна улыбнулась и села.
— Хорошо. До моего урока еще есть час, но я должна успеть. Если я отвлекусь и буду тратить вам пленку, так и скажите.
Декс установил камеру, я села рядом с Бренной, ощущая себя неловко в толстовке. Ребекка прикрепила к нам беспроводные микрофоны, и мы начали.
Я попросила Бренну начать историю с ее появления в этой школе. Ее наняли в начале семестра. Прошлый учитель уволился, никто не знал причину. Она просто сорвалась и ушла. По словам ученицы Джоди, кто-то по имени Шона прогнал ее. Бренна сказала, что потом узнала, кто такая Шона и Элиот. Джоди описывала их как воображаемых друзей. У младших классов воображаемые друзья встречались, хоть и не были нормой.
— Сначала, — сказала она, — из странностей была только Джоди, говорящая об Элиоте и Шоне, как о людях. Дети часто осознают, что их друзья выдуманы. Но Джоди вела себя так, словно они настоящие, как ее одноклассники. Но… — она затихла, хмурясь. — Шона не нравилась Джоди… Джоди ее боялась. Это тоже было странно — я еще не слышала о воображаемых врагах.
— Если ребенок не безумен, — отметил Декс. Я мрачно посмотрела на него, он пожал плечами.
Она кивнула.
— Знаю. Но Джоди кажется нормальной. А потом ее одноклассник Кайл заговорил об Элиоте. Я знала, что-то происходит. Они не шутили надо мной. Я быстро распознаю игры детей, — она посмотрела нам в глаза, выдерживая паузу, как хороший учитель. — А потом я сама увидела Элиота.
Я вдохнула, она продолжила:
— Это было в феврале, прошел месяц с моего начала. Большая снежная буря обрушилась на берег, это было необычно. У нас бывают тут бури, но снег — редко. В школе пропало электричество, и детей отпустили домой около полудня, пока снег не пошел. У нас есть тут генератор, но Дейвенпорт переживала, что дороги станут непроходимыми. Меня привез парень, потому что у него машина с полным приводом, и я ждала, чтобы он забрал меня, сидела в учительской с несколькими работниками, смотрела на бурю. Когда ушли последние работники, мой парень позвонил и сказал, что будет через пятнадцать минут. Я вернулась в класс, чтобы поверить, что свет не включится, когда вернется электричество. Мой класс тогда ощущался безопасным. В остальном здании хлопали двери, и выл ветер в коридорах, от этого волосы были дыбом. И когда я решила подождать снаружи, я вышла из класса. Вдруг воздух стал ледяным, словно буря проникла внутрь, и я услышала стук мяча за собой. Я обернулась и увидела оранжевый мяч, катящийся по коридору. И чуть дальше был силуэт мальчика, озаренный окнами класса и бурей снаружи. Я спросила, кто он, и он быстро развернулся, словно испугался, и убежал по коридору, пропал. Все было хорошо, — она перевела дыхание. — Я боялась, но не была в ужасе. Это было странно. Это было интересно. Со мной часто случалось необъяснимое, так что я не удивилась. Просто подумала, что мальчик умер тут от туберкулеза. Даже печально стало. А на другой день ко мне подошла Джоди и сказала, что Элиот рад, что я увидела его. Он надеялся, что я поиграю с ним.
Дрожь пробежала по моей спине. Я вспомнила сон, мяч и девочку, что просила поиграть.
— А вы? — спросил Декс.
Она робко улыбнулась.
— Не вышло. В следующий раз, когда все ушли ночью, я попыталась пнуть мяч, но он не был заинтересован. Он рассмеялся, и я восприняла это как хороший знак, — она выдохнула и посмотрела на пол. — Это длилось пару недель. Для меня призраком был только Элиот, он был безобиден. А потом Джоди начала… болеть. Изображать.
— Так как? — спросила я. — Она была больна?
Она покачала головой.
— Сложно сказать. У нее появились симптомы туберкулеза, но, когда ее осмотрели, ничего не нашли. А она изображала, что не может дышать, Келли послушала ее грудь и сказала, что все в порядке. Ее подержали дома пару дней, но… вернулась она другой.
Я склонилась, мне было не по себе.
— В каком смысле, другой?
Бренна нахмурилась.
— Не знаю. Она просто… изменилась. Когда она вернулась, она не была уже той веселой Джоди. Она была уставшей и подавленной. Испуганной. Да, она боялась. Она начала рисовать красивые… и пугающие картины, — она встала, громко отодвинув стул, и прошла к ящику стола. Она пришла со стопкой бумаг. — Началось с этой, — она протянула первый рисунок. Школа снаружи. Джоди хорошо рисовала акварелью. Рисунок был довольно точным, даже были реалистичные тени.
— Хорошая работа, — сказал Декс.
Бренна указала на верхнее окно на рисунке. Казалось, Джоди пыталась нарисовать свет из окна, но я разглядела лицо девочки и бантик в волосах.
— Кто это? — я старалась держать голос ровным. Я не знала, точен ли был рисунок, но такую девочку я видела во сне.
— Джоди сказала, что это Шона, — объяснила Бренна. — И это было неплохо. Но потом она сказала, что Шона застряла на четвертом этаже из-за плохого. Она улыбнулась, сказав это, будто радовалась этому. Я спросила, что за плохое, но она убежала, словно ей было все равно.
Она вручила мне следующий рисунок.
— Это она нарисовала потом.
Снова школа, почти тот же рисунок, но в этот раз и окон четвертого этажа спускалось несколько красных линий. Лицо Шоны теперь было на третьем этаже. Хотя это был детский рисунок, глаза Шоны были холодными точками.
— Проблемы с трубами? — спросил Декс из-за камеры.
Бренна не улыбнулась.
— Нет. Джоди сказала, что кровь всех мертвых детей. Она сказала, что это из комнаты с большими лампами. Джоди никогда не была на четвертом этаже — никто из учеников не был — и я не знаю, откуда она услышала о комнате вскрытия, где были большие лампы и стол, куда укладывали тела.
— Стол с желобом по краям, чтобы ловить кровь, кхм, умерших?
Она кивнула.
— Вы читали.
Он пожал плечами.
— Дикипедия.
Она все-таки улыбнулась.
— Что еще? Но вы правы. Они пускали кровь из тел, и она собиралась вокруг них. Отвратительно.
— Видимо, она не знала об этом, — отметила я.
— Нет. Я подумала, что она от кого-то услышала об этом, и спросила. Она сказала, что была там во снах, и сто Шона заставила ее подняться. Шона была теперь на третьем этаже, потому что плохое хотело быть ближе к ней, — она судорожно вдохнула и посмотрела на меня. — И ближе ко мне.
— Что за плохое? — спросила я. — Что это?
— Тут видно, — она показала третий рисунок. Мы склонились и присмотрелись. Рисунок был тем же, но теперь Шона была на втором этаже, и с ней в окне было другое лицо. Черное и вытянутое, с длинными черными волосами и белыми точками глаз.
