– Здесь останемся! – крикнул Ракитин. Ромка понял его и отрицательно покачал головой. Потом вытаращил глаза и тоже что-то крикнул. «А как ребята?» – понял Боря.
Ребята – никак.
А что они сделают? Что сделают, черт возьми? Им даже не вылезти отсюда! Их раздавит без укрытия, как червяков. Это очевидно! И это невозможно, чтобы их раздавило… Это же глупо, глупо… На рукаве Борькиной футболки расплылось пятно крови.
А Ромка собрался ползти дальше. Ну нет! Не обращая внимания на раненую руку, Ракитин вцепился в друга, как вцепляются в край скалы над пропастью. Навсегда сжал руки кольцом вокруг его пояса. Рядом рухнуло, их сосновый шатер закачался. Стало еще тише. Новый слой веток на них набросили. Как на могилу.
И вдруг все закончилось.
– Ай-ай-ай-ай! – в цыганской тоске завопил напоследок взбесившийся ветер и унесся дальше, оставив после себя размолоченные в щепы торчащие обломки, поднявшуюся землю и полегший лес.
Если бы ребятам, замершим под деревьями, сказали, что весь разгул, от первого порыва до последнего вздоха, длился девять минут тридцать секунд, они бы ни за что не поверили. Ночь прошла, не меньше…
Глава тринадцатая
Кровь, смола и стоматолог
– Ничего себе, – сказал Боря.
– Кажись, кончилось. Вылезаем, – стал раздвигать ветки Ромка. – Черт, я поцарапался где-то, что ли… На животе кровь.
– Это моя, – успокоил его Борька. – Мне в руку обломок засадило.
– Нифигасе, у тебя рукав весь пропитался! – охнул Ромка, с трудом развернувшись к Ракитину. – Очень больно? Пальцами пошевели. Черт, Борька, тебе жгут надо срочно накладывать, вдруг артерию порвал!
– Если бы артерию порвал, уже все вытекло бы, – полувопросительно ответил Ракитин. – Давай лезь, я за тобой. Ты это, ветки придерживай…
Замолчали и стали выбираться. Ракитин хотел спросить Ромку, как там Гольдина, но не стал. И про ребят спрашивать не стал… Сейчас увидят. Все нормально. Мы же целы. Значит, и остальные целы. Нечего и спрашивать.
Выбрались на поверхность. Руки-ноги в смоле, в волосах сосновая шелуха, иголки… Ракита провел по лбу ладонью, осталась красная полоса.
– Ну ты красавчег, – сказал Ромка.
– На себя посмо… – не договорил Боря и уставился перед собой. Потом повернулся влево. Вправо. Назад. С ума сойти! Это их берег? Их лагерь? Лисья?
– Офигеть… – выдохнули они вместе.
– А я вот тебе говорил – не бери с собой Лакина… – растерянно произнес Ромка. – «Да что он сделает, дерево уронит?» Вот тебе и уронит…
Леса больше не было. То есть он был, но больше не рос. Земли, обыкновенной земли, с травой, хвоей, корнями, тропинками, не было видно. Ходить можно было только по стволам, вповалку лежащим друг на друге.
Горизонт расширился, далеко была видна лента реки. Но как сузилась Лисья! Деревья тянулись друг к другу с берега на берег и кое-где дотягивались. Реку перегородило, как будто по ней пронеслась стая бобров…
– А-а-а! – услышали ребята. Очнулись, забрались на самый верхний ствол, выпрямились во весь рост.
– Гольдина! – завопил Ромка. – Макс! Ар-тем!
– Эй, наро-о-од! – надрывался Борька.
– Гольдина! – орали они хором.
– Я здесь! – раздалось откуда-то из-под завалов.
Попрыгали на голос. В ветвях у самой земли блестела Даша. Даже сейчас в лунном свете сверкали ее сережки…
– Ты жива?
– Лу… ше бы ме… я уби-и-и-ло-о-о… – неотчетливо завывала Гольдина.
Парни переглянулись и ничего не ответили. Стали вытаскивать девушку, с расцарапанной губой, но целую-невредимую, только почему-то мокрую… Ах да, их же обрызгало.
– Ты как, нормально?
– Что тут нормального? – рыдала Гольдина. – По лицу палкой попало. У-у-у… Лучше бы мне ногу сломало или руку…
– Сбрендила, похоже, – тихо сказал Ромка, покрутив пальцем у виска. – Крыша, по ходу, поехала. Что неудивительно…
Ракитин кивнул.
– Придурки! – взъярилась первая красавица 9 «Б». – Мне зуб выбило! Передний! О-о-о! – застонала несчастная Гольдина. – Пошла твоя днюха, Ракитин, знаешь куда!
– Не груби, золотко, – ласково попросил Ромка.
– Дай-ка гляну, может, тебе кажется, – Боря развернул ее лицом к себе, убрал прядь волос. – Открой ротик.
– Ага, кажется! – заливалась слезами Гольдина. – Убери лапы, они у тебя в чем-то липком! Смолой волосы заляпаешь!
– Это не смола, а кровь, – добавил позитива Ромка.
Гольдина охнув, открыла рот.
– Фигня, – тут же поставил диагноз Ракитин. – Крохотный кусочек откололся сверху. Заделают в пять секунд, незаметно будет.
– Не, не в пять секунд, – заглянул в рот Гольдиной Ромка. – Ползуба нет. Минут десять уйдет.
Гольдина пальцем ощупывала пробоину в ряду своих ровных белоснежных зубов.
– Как я улыбаться буду… – стонала она, прикрывая верхнюю губу рукой.
– А ты пока не улыбайся, – посоветовал Ромка. – Будешь пока царевной Несмеяной. Емеля есть уже, будет комплект… А чему тут улыбаться, ты посмотри вокруг. Мрак, жуть, конец света. Ты еще дешево отделалась, Несмеяна.
– Ты еще дешевле! – рассердилась Гольдина. – У Борьки хоть рука в крови, – показала она на Ракитина, который гордо выпятил грудь, – а ты без единой царапины!
– Ну извини, – развел руками Ромка. – Сейчас пойду поцарапаюсь обо что-нибудь для твоего удовольствия.
– Не грусти, Гольдиночка, – погладил ее по плечу Ракитин. – Может, кому-то еще хуже. Может, кому-нибудь челюсть сломало или вообще бревнами насмерть завалило… Мы пока только тебя нашли.
– Уроды, – дернула плечом Гольдина. – Дома надо днюхи отмечать!
– Где палатки-то стояли? – вертел головой Ромка. – Где берег? От него вон туда… Вон что-то зеленое!
Хорошо, что белые ночи, хорошо, что луну видно. Фонари-то в рюкзаках где-то лежат.
Полезли искать остальных.
Мысли прыгали градинами и больно стучали в висках: «Все живы, наверняка все живы. Должны быть живы. Пусть зубы, пусть переломы, пусть в крови, но живы. Конечно, как же иначе. По-другому не может быть».
Глава четырнадцатая
Шалаш на скале и бабка в окошке
Палатку девочек не затронуло вообще! Сосна с самыми могучими корнями на свете склонилась над ней и удержалась на весу, да еще и защитила от других деревьев послабее. Катя и Маша так и просидели в палатке все девять с половиной минут, обнявшись и зажмурившись. Ну, девочки! Машенька, Катюша, миленькие вы наши, ура!
В палатке под могучей сосной оказались и мальчики… Когда началось, Витька Клочков успел примчаться к ним, и Арсеньев тоже. И Ложкина к ним прибило в итоге. А что с Витькиной палаткой – неизвестно… Там же Мишка оставался!
