– Леса, по существу, тоже нет. Кроме того, вещи и документы большей части группы под завалами, мобильные телефоны…
Вот тут Клочков раскрыл рот и уставился на Арсеньева. Арсеньев издал нечто вроде «Ах-ха!» и уставился на Рябинина. Рябинин слабо хрюкнул и посмотрел на Ракитина, который вытаращил глаза просто так, в никуда.
– Боря, – вкрадчиво поинтересовался Артем, – а ты далеко наши телефоны унес? Глубоко закопал?
Боря неуверенно поднял здоровую руку и махнул рукой куда-то в бывший лес.
Мотыльков хлопнул себя по лбу и застонал.
– Ой-ой-ой-ой, ребята! Ну вот, я же говорил, что в ваши игры ориентировщицкие не играю… Ну где теперь мой мобильничек?
– Вечер тишины устроили, – припомнил злопамятный Арсеньев. – Отличная тишина, чуть не оглохли.
– Погодите, – подала голос Маша. – Погодите-погодите… Так это же здорово!
– Чего здорового-то? – удивился Ромка.
– Представляете, если бы мы их не сдали? Половину сейчас наверняка по частям бы собирали…
– А наши с тобой в палатке бы лежали невредимые, – возразила Катя. – Могли бы Олегу Борисовичу позвонить, Иришке с Володей…
Все замолчали, столько мыслей сразу вдруг обрушилось на них. Прямо новый лесоповал, только из мыслей… Пока сами вылезали из-под завалов, пока искали друг друга, пока радовались, что все живы, было ни до чего другого. А теперь отпустило, сели рядком, поговорили ладком и вспомнили, что Олег Борисович уехал на станцию, что должен был возвращаться обратно с ребятами… А может, не должен? Может, поезд не успел прийти до урагана? А времени сколько было? А во сколько приходит последняя электричка? А сейчас уже сколько времени? Кажется, светает… Июнь, белые ночи длиною в полчаса. И спать ужасно хочется. Вдруг зверски захотелось спать, прямо так, в ветках… Гнездо свить, свернуться в нем и провалиться в сон. Утром проснуться, а всё в порядке, и нет всего этого кошмара… Потому что этого не может быть… Это всё как-то слишком, не верится, не может быть, ничего этого нет… И лес шумит, и река течет, и луна в небе светит белым круглым абажуром, и все хорошо… Хотя почему луна, если утро? Значит, не луна, а круглое, крепкое, как яблоко, солнце наполняет мир витамином D.
– Арсеньев, а может, того, утро вечера мудренее, – держась на бревне изо всех сил и стараясь не кувырнуться вниз головой, произнес Ромка. – Давай мы завтра все убытки подсчитаем. А то у меня это… батарейка в калькуляторе села…
– Да вы что, а телефоны? – запротестовал Арсеньев, но как-то неактивно, тоже с трудом глаза таращил. – Надо же их забрать. А то найдет кто-нибудь!
Поглядели вокруг, потом друг на друга. Карабкаться сейчас по стволам, царапаться о ветки, ориентироваться в этом буреломе – да ну нафиг. Если их кто-то (!) найдет вот сейчас – пусть берет, заслужил. А мы спать, граждане, спать…
Глава шестнадцатая
Прекрасная фея и ржавый гвоздь
Девочки забрались в Катину палатку, туда же взяли Борю, как раненого. Ромка грозился тоже руку проткнуть чем-нибудь ради такого, но его вытолкали безжалостно: и так всем на боку спать придется, чтобы Боря мог спокойно лечь на спину.
Мальчишки устроились снаружи, девочки им отдали пенки. Мишка Лакин ушел спать на свою скалу, в шалаш. Его отговаривали, но безрезультатно. От Машиных флисовых штанов он тоже отказался.
– По-моему, Лакин еще и змей боится, – шепнул Мотыльков Рябинину. – Он ведь потому меня и вытащил из палатки в туалет. Боялся в одиночку по кустам шариться. И в овраг поэтому не полез, хотя я предлагал… Говорил, вдруг там клубок змей, он по телеку видел.
Мотыльков хихикнул.
– Мотыль, хорош трындеть, спи, – буркнул Клочков и добавил справедливости ради: – Если бы он тебя не вытащил, неизвестно еще, где бы ты был сейчас. От Борькиной палатки только кусок тента видать… Лежал бы сейчас как живой.
Укутались в девчоночьи куртки, затихли…
Кстати, комаров-то нет! Унесло их ураганом, что ли? И на том спасибо.
Миша очень даже неплохо устроился в своем импровизированном жилище. Камень сверху был покрыт мягким, бархатным мхом, не хуже пенки. Площадка почти ровная, с небольшим возвышением с одной стороны.
«Там подушка будет», – решил Миша и улегся на камень. Хорошо, что мама с бабушкой его сейчас не видят… Вот крику было бы, слез и переживаний. «Мишенька, простудишься, Мишенька, упадешь! Ай, ой! А дома-то постелька, белье чистое…» Миша представил, как бабушка застилает моховую верхушку скалы белой простынкой и взбивает каменное возвышение. Улыбнулся. Немного повертелся, устраиваясь поудобнее. Ноги пришлось согнуть, слишком длинные. Нет, так плохо, ветки щекочут. Миша сдвинулся к центру, подальше от хвойных стенок. Вроде нормально… Повертелся еще немного и вдруг напомнил сам себе Сида из «Ледникового периода», рассердился на себя и замер.
Заснул не сразу. Сначала пострадал самоедством. Все в штанах, а он в трусах… Конечно, обстоятельства форс-мажорные, всё понятно, но из всей компании в нижнем белье только он, только Лакин! И у нее на глазах… Лучше бы ему зуб выбило! Или руку проткнуло, как Ракитину. Боре всегда везло. Раненый герой. Он-то в трусах перед всеми щеголять не будет ни при каких обстоятельствах. Ну хоть бы в плавках… Так нет же, в семейниках, еще и с самолетиками… Это все бабушка, за малыша его держит, белье с картинками покупает. Хорошо, что не со щеночками надел с утра.
Как она смотрела на него, интересно? С сочувствием, с жалостью, с презрением? Наверное, и так и этак. Она, конечно, добрая, но она вон какая – неземная! Сказочная! Фея прекрасная! Нельзя перед ней так показываться, после не искупишь ничем, не вытравишь воспоминание это нелепое… Так хотел поехать со всеми, так хотел выделиться, внимание заслужить, как-то обозначиться! Типа, вот он я, существую, думаю, дышу, люблю! Могу все сделать, только попроси! Горы сворочу, леса выкорчую! Ага, заслужил внимание… Рябинин исхрюкался весь и исхмыкался. И правильно, и нечего его защищать, нечего! Пусть Ромка хмыкает, пусть цепляется! Что это за неуклюжие руки, ходульные ноги, вечно всё задевающие, роняющие, разбивающие, портящие! Лопух! Рыжий клоун! И обидел ее, нечаянно, конечно, но все равно виноват… А она ему еще спасибо сказала. Конечно, она же добрая…
В Мишиной голове замкнуло, запись завертелась по новой.
Лопух, рыжий клоун, обидел. Вечный недотепа, урод неуклюжий, без штанов. Так хотел, так мечтал – и на тебе. Лопух…
Что-то укололо в ногу. Миша сел, пошарил руками. Надо же, гвоздик… Откуда бы он взялся здесь, во мху? Странно. Хороший, негнутый, только немного ржавый. В задумчивости Миша повертел гвоздь и стал выцарапывать на толстой ветке четыре буквы дорогого имени… И первая буква фамилии тоже поместилась.
Полюбовался на имя. Будто портрет ее здесь повесил. Можно погладить, можно даже слегка губами коснуться. Приятный хвойный аромат, душистый, свежий, какой и должен быть. Ну не смешно ли? Дурацкий Лакин, посмешище всего класса, и такая раскрасавица. Красавица и чудовище. А голос какой, а? А глаза, а волосы?
