В многодетной семье переходный период протекает очень интересно, потому что один уже вышел из пике, второй в самом разгаре, третий в пике входит. Младший смотрит на них и говорит: «Папа, почему им можно так с тобой разговаривать, а мне нельзя? Я тоже хочу». А ты понимаешь, что подростка нельзя наказывать настолько жестко, насколько требует его хамское поведение, потому что это проявление болезни. Если в переходном возрасте ребенка наказывать так, как раньше, в той же мере, придется всю совместную жизнь превратить в сплошное наказание и вы полностью уничтожите связывающие вас сердечные отношения. Вывод, который я для себя сделал, таков: наказывать надо только за самые крайние случаи. Все остальное – делать вид, что ты не расслышал, сводить к шутке, уклоняться или же брать инициативу и уводить разговор в другую сторону, но ни в коем случае не реагировать прямолинейно, как это было раньше. Человек собой не управляет; стихия поиска свободы и самореализации, усвоения власти над своей жизнью бушует в нем, как ураган, и он не в силах с ней совладать. Часто он понимает, что поступает неправильно, и потом искренне просит прощения, но ничего с собой сделать не может.
Для младших детей это большой соблазн. И у меня нет рецептов на все случаи жизни. Я пытаюсь им объяснить, что старший вел себя неправильно, что так нельзя и ты ни в коем случае не говори таких слов… Сказать, что старшему все позволено, мы не можем – а младший все прекрасно видит. Да, это педагогическая ошибка, это неправильно, и я не знаю, что с этим делать. Это такая постоянная борьба… А основная тактика в ней такая: вы должны посадить младшего ребенка к себе на колени, погладить, поцеловать, почитать ему книжку, рассказать сказку. Или затормошить, заобнимать, забузюкать. Тогда у вас восстановятся правильные отношения, он почувствует, что вы его любите, и не будет задавать вопросов, или они будут не такие острые. Эти трудности (как и многие другие) лучше всего преодолеваются любовью.
У родителей есть образец
В евангельской притче о блудном сыне нам дан образец отношения к детям вообще, а в переходный период особенно. Отец из притчи – образ Бога для каждого из нас, потому что все мы как возрастающие христиане живем в постоянном переходном периоде и при этом требуем от Бога снисхождения, милосердия и понимания.
В свое время я был очень удивлен, прочитав в 50-м псалме: Отврати лице Твое от грех моих и вся беззакония моя очисти, а через строчку: Не отвержи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отыми от мене. То есть мы буквально, как ребенок, говорим: «Господи, Ты вот сюда смотри, а туда не смотри». Отвернись, не смотри на мои грехи, но и не переставай меня видеть, держать в поле зрения.
Помню, у нас в проходной комнате стояла швейная машинка «Зингер» с выдвигающимся ящичком; там в трех отделениях лежали слева черные пуговицы, справа – белые, а посередине – разноцветные, я их особенно любил. Но мама категорически запрещала туда лазить, потому что боялась, что я потащу пуговицы в рот. И вот я как-то открыл ящичек, ковыряюсь в нем и слышу, что мама идет. Быстро закрываю ящик; она входит в комнату и смотрит на меня. Я говорю: «Мам, ну проходи скорей, проходи!»
Мы примерно так же общаемся с Господом, прося у Него о растождествлении меня и моего греха: вот, Господи, я пред Тобою, а грех мой забудь, изгладь его из Своей памяти. Это то, что мы ищем и получаем в таинстве Покаяния на исповеди. И этому мы должны научиться по отношению к своему ребенку.
К сожалению, очень часто бывает, что родитель в своей праведности не успевает перестроиться и не хочет ни в чем уступать ребенку, который вошел в переходный период. Не понимая, что перед ним человек, одержимый болезнью, требует безоговорочного послушания и, не получая его, наказывает, как прежде. Укрепляясь в таком ошибочном поведении, родитель теряет сердце ребенка. И очень многие опускают руки и говорят: «Я больше не могу». У меня было так с одним из старших сыновей в пик его переходного возраста: я почувствовал, что все, я больше не могу терпеть, не могу видеть, как он восстает против матери, слышать, как он хамит… Меня так и подмывало крикнуть: «Пусть живет как хочет, я больше не могу!» Слава Богу, удалось не дать этому чувству разрастись, но это было реальное искушение, и как священник я свидетельствую, что среди родителей много людей, которые ему поддаются и внутренне отказываются от своего ребенка.
А в притче о блудном сыне нет этого отказа, хотя происходит страшный конфликт. Ребенок требует свою часть имения, которую должен получить в наследство, то есть как бы говорит отцу: «Ты еще не умер, но рано или поздно это случится, я же долго ждать не могу, мне хочется погулять сейчас, пока я молод. Вот и отдай то, что будет мне принадлежать». Представьте, что два сына живут в трехкомнатной квартире с родителями, и младший говорит: «Я ведь получу в наследство свою долю, когда ты, папа, умрешь, так дай мне ее сейчас». Квартиру разменивают, отдают ему долю деньгами, и он уходит. Растаптывание родительской любви и запредельное хамство. Но евангельский отец поступает очень мудро: ничего не пытается сыну объяснить, не спорит, не предрекает, а отпускает его, потому что понимает: сейчас разговаривать бесполезно. Он просто ждет. Из притчи мы знаем, что он часто смотрел на дорогу и, как только увидел сына, побежал ему навстречу. Значит, все время выглядывал в окно или с поля, с огорода смотрел, не идет ли его ребенок. Он отпустил его внутренне и ждал, когда закончится этот процесс брожения, когда грязь осядет, а сердце очистится от бушевавшего урагана страстей.
Такой подход возможен, только если родитель уважает отдельность ребенка, его личную свободу. Бессмысленно внушать ему, что я, мол, в твоем возрасте прочел всего Гоголя или бегал стометровку за столько-то: ну это не ты, не твоя копия и не твоя собственность, он другой, и ты должен уважать его свободу. Ты ведь хочешь, чтобы Бог уважал твою свободу, и Он действительно уважает – есть пространство, куда Он не вторгается.
В 90-е годы у воцерковляющихся людей, неофитов, было повальное увлечение: найти такого старца, который сказал бы, за кого выходить замуж и на ком жениться. Понравилась девушка, и надо с ней ехать к старцу, чтобы он сказал «да», чтобы подтвердил, что на этот брак есть воля Божия. Фактически люди требовали от отца Иоанна (Крестьянкина), от отца Кирилла (Павлова), от отца Николая Гурьянова, чтобы они сказали: «Да, женитесь, есть на то воля Божия». А это неправильно. Бывают случаи, когда старец действительно благословляет на брак, но они уникальны!
В Церкви это должно происходить так: он и она решили создать семью, сначала взяли благословение у родителей, потом пришли в храм, и священник, исходя из их доброй воли, реализующей свободу, совершил над ними таинство Венчания. Божия воля в том, чтобы он и она сами решили создать семью. И когда они вступят по-христиански в брак, на нем будет Божие благословение. Бог уважает свободу выбора – профессии, жизненного пути, семьи. И родитель должен это уважать.
