Целью лести как тактики человеческого поведения неизменно оказывается стремление манипулировать тем, кому льстят. К этой тактике по отношению к представителям власти люди прибегали с древнейших времен. В целом ее можно назвать «яблоко для учителя». Она прослеживается в титулах, которые применялись по отношению к светским и духовным правителям. Эти титулы указывают на то, что правители и священники признаны или имеющими божественный статус, или избранными Богом и пользующимися милостью Бога. К правителям обращаются «ваше величество», к папам римским и патриархам – «ваше святейшество», к священникам – «досточтимый» и «преподобный». У человеческой лести есть и другое, диаметрально противоположное проявление, которым регулярно пользуется религия. Оборотная сторона лести – состояние полного ничтожества того, кто недостоин находиться в обществе обладателя власти, будь то светской или духовной. Самоуничижение, следовательно, – всего лишь еще одно название тактики, которую можно назвать «смиренной лестью». Всякий раз, когда требуется о чем-то попросить, заручиться помощью представителя власти в достижении наших целей и осуществлении программы действий, мы прибегаем к этому способу. Проделанный религией переход от нашего способа обращения к авторитетным лицам к нашему способу обращения к Богу подтверждается с легкостью.
Он начинается, когда Бога именуют «иным» и приписывают ему все свойства, которые, по нашему мнению, у нас самих отсутствуют. Только после этого мы изыскиваем средства, чтобы обратиться с просьбой к этой силе и манипулировать ею. Именно так лесть становится частью диалога человека с божеством. Человеческие истоки религии опять-таки очевидны в том, что мы принимаем, как само собой разумеющееся, что божество отреагирует на нашу лесть точно так же, как реагируют на нее облеченные властью люди. Лесть исходит из предположения, что того, кому льстят, можно уговорить исполнить наше желание. И древние люди придумали богослужебные слова для поклонения божествам, предназначенные для того, чтобы беззастенчиво льстить им, добиваясь благосклонности, заслуживая одобрение и заручаясь в своих интересах помощью божественной силы. Сегодня в церковных кругах мы называем эти слова хвалой или славословием, но на самом деле это не что иное, как богослужебная лесть. Включите рациональное мышление и послушайте, что делают люди, когда поют Богу гимн «Как Ты велик». Попробуйте вообразить себе божество, которому необходимо слышать слова такого гимна. Обратите внимание на то, как льстиво к Богу обращаются в молитвах: мы называем его «всемогущим», «вечным», «милосердным», «любящим» с обилием превосходных степеней. По-видимому, мы рассчитываем добиться этими эпитетами внимания Бога. Далее мы объясняем, что «небеса возглашают славу» ему и что те же небеса не в силах вместить его могущество. В наших молитвах мы уповаем на Бога, по крайней мере, надеемся на его помощь, в которой так нуждаемся. «Прилежней внемлешь ты, чем молим мы тебя», – уверяем мы. Мы вопрошаем: «Господи, если и тебе не под силу восстановить справедливость, от кого нам ждать ее?» «В своем священном слове ты учил нас, что ты милосерден и многотерпелив», – напоминаем мы Богу, каким он должен быть. И так далее, и тому подобное. Бог, «иной», явно создан с таким расчетом, чтобы его возможности соответствовали нашим людским потребностям. Бог не может быть полезным, если он в чем-то ограничен. Следовательно, Бог должен быть могущественнее нас и способным совершить то, что мы сами осуществить не в состоянии. Бог религии и сама религия обязаны приглушать присущее человеку ощущение бессилия и улаживать любые вопросы, с какими бы мы ни обращались к нему в молитвах. Поклонение Богу – просто проявление лести, с помощью которой мы надеемся привлечь внимание божества и вынудить его удовлетворить наши потребности.
Далее, обратите внимание на позы и поведение людей в церкви. Тех, кто собирается на церковные службы, зачастую побуждают становиться на колени и целовать кольцо представителя божества, вставать на колени перед лицом Бога, склонять голову, даже бить себя в грудь жестом смирения и самоуничижения. Такое поведение, типичное для тех, кто просит милости, – всего лишь еще одна форма лести. Нищие хорошо понимают это, потому и встают на колени, приставая к тем, от кого надеются получить свой следующий обед. Рабы понимают это, потому и умоляют на коленях о пощаде своих хозяев, вольных распоряжаться их жизнью. Слуги понимают это, когда просят о милости своего господина. Что говорит о наших представлениях о Боге, о нас и о том, как, по нашему мнению, следует вести себя, поклоняясь божеству, если мы принимаем коленопреклоненную позу – ту же самую, что и у нищих, рабов, слуг и всех, кто прибегает к манипуляциям, называя себя низшим и ущербным?
Если зайти еще дальше, можно отметить, какую важность в человеческом дискурсе имеет для подчиненного стыдливое признание собственной ничтожности, когда он о чем-либо просит вышестоящего или претендует на его внимание. Именно поэтому нищие подчеркивают, насколько они жалки, посягая на время того, к кому обращаются с просьбами. Поэтому рабы так охотно признают обвинения хозяина и объявляют себя недостойными милостей, поэтому слуги дают понять господам, что знают свое место низших по сравнению с ними. Величие, приписываемое лицам, облеченным властью, явно доводится до максимума путем признания вопиющей неполноценности просителей. Демонстрация собственной слабости и попытки вызвать жалость также входят в арсенал манипуляций человека при общении с представителями власти. Мы позаимствовали их из отношений с людьми и применили в сфере взаимодействия с Богом.
А теперь, вооружившись этими сведениями, снова обратитесь к привычным и характерным особенностям богослужения, в том числе и современного, и проследите сходство. В ходе богослужения нас побуждают говорить о себе ужасные вещи, то есть прибегать к тактике, предназначенной, чтобы добиться благосклонности, в данном случае – благосклонности божества. Во время религиозных обрядов мы называем себя «жалкими грешниками». Мы напоминаем Богу и самим себе, что «творили то, чего не должны были, и не делали того, что следовало». Поэтому, как мы объясняем Богу, мы «порочны», то есть в нас есть изъян. Мы даже напоминаем Богу: нам совершенно ясно, что мы недостойны даже «подбирать крохи» под божественным столом. Известная мольба и в древнем, и в современном богослужении называется «Кирие элейсон» – «Помилуй, Господи». Мы постоянно повторяем ее. Обычно в моей церкви произносят «троекратное "кирие"», а когда трех «помилований» недостаточно, мы возносим «девятикратное "кирие"». Каким же мы считаем Бога, если наша непрестанная и настойчивая просьба к олицетворению божественной власти звучит как «Помилуй, Господи»? Разве это не попытка человека умолить о милости, признавая свое ничтожество? И в конечном итоге не попытка манипулировать божеством?
Во время богослужений, имея в виду и Бога, и тех, кто символизирует для нас Бога, мы часто пользуемся теми же словами, которые относятся к родителям. Снова обратимся к трудам Зигмунда Фрейда: знаменитый психиатр полагал, что большинству людей Бог представляется чем-то вроде родителя, только на небесах. Назвать религиозного лидера «отцом» или даже «матерью» – значит немедленно уподобиться ребенку в религиозных вопросах. Фрейд утверждал, что употребление слова «отец» по отношению к Богу – всего лишь попытка вернуться к тому уровню защищенности, которому мы радовались в детстве, когда приписывали своим родителям неограниченную власть и силу. Вспомним: ребенку, с присущим ему уровнем понимания, кажется, что родители обладают безграничной силой и знаниями. Дети чувствуют себя уверенно в мире, которым, по их впечатлению, управляют родители, и потому тоска взрослых по памятному чувству защищенности порождает те же эмоции и внушает те же надежды, связанные с «небесным родителем», Богом, которого в итоге часто называют «отцом». В молитве «Отче наш», приписываемой – на мой взгляд, ошибочно – самому Иисусу, фигурирует и образ Бога как родителя, и скрытое место на небе, где предположительно существует сверхъестественная сила, которой нет на земле. Мотив лести во всех ее проявлениях – основной аспект поклонения божеству; совершенно ясно, что со стороны людей это попытка добиться божественного расположения, точно так же, как в диалоге между людьми лесть используется в стремлении получить одобрение от лиц, облеченных властью.
