Религия продолжает отступать, когда выясняется, что физическая вселенная действует совершенно независимо от мнимого небесного божества, склонного к манипулированию. За последние пятьсот лет в нашем мире появились новые объяснения, без каких-либо отсылок к религии, которая некогда пыталась объяснить те же явления. Каждый интеллектуальный прорыв вбивает еще один гвоздь в крышку гроба вчерашних религиозных представлений. Каждая возможность узнать что-то новое о почти любой сфере жизни бросает вызов реальности того, что раньше я назвал основополагающими принципами всех религиозных систем: Бог по определению – внешняя сущность, которая помогает нам объяснить то, чего мы не понимаем; Бог считается обладающим сверхъестественными способностями и, следовательно, не скованным такими ограничениями, как мы; и, наконец, Бог воспринимается как способный прийти к нам на помощь в случае необходимости или беды.
Именно на могущество и вечность этого божества мы традиционно возлагали наши надежды на вечную жизнь. Мы создавали религиозные системы с разными названиями и внешними атрибутами, чтобы придать смысл миру, в котором мы живем, и жизни, которую ведем. Однако сегодня мы видим, как повсюду вокруг нас супернатурализм такого рода умирает естественной смертью, как жертва нового и лучшего понимания мира и нас самих. Все эти знания, по-видимому, указывают на вывод, к которому мы не желаем даже обратиться, а тем более признать его, однако путешествие, задуманное мною в этой книге, невозможно продолжать без взаимодействия с такими реалиями. Поэтому я начну очередную главу с ряда простых декларативных утверждений о том, что я считаю реальностью. Слушайте внимательно, ибо если мы не признаем и не примем – и даже не прочувствуем – смерть религии, мы будем продолжать тщетные поиски ответов из этой сферы там, где их больше не следует ожидать.
Нет сверхъестественного Бога, живущего выше неба или за пределами Вселенной. Нет сверхъестественного Бога, которого можно воспринимать как животворный дух, Мать-Землю, маскулинное племенное божество или внешнюю монотеистическую сущность. Нет божества-родителя, наблюдающего за нами, от которого мы можем ожидать помощи. Нет божества, от которого можно лестью добиться благосклонности или манипулировать им, ведя себя хорошо. Нет никаких судных книг, никакой небесный судия не ведет их, чтобы затем на основе сделанных записей награждать или наказывать людей. Кроме того, нет способа сделать жизнь справедливой или упрекнуть божество в несправедливости. Рай и ад – человеческие конструкты, предназначенные для того, чтобы наилучшим образом привнести справедливость в несправедливую жизнь. Идея, согласно которой в загробной жизни справедливость будет восстановлена – мечта набожных людей, оторванная от реальности. Жизнь подчинена воле случая и капризам фортуны, и никто не в состоянии выслужить у случая и фортуны счастливую судьбу.
Даже сейчас, когда я пишу эти строки, меня коробит, потому что такое традиционное определение Бога сопутствовало мне с первых дней моей жизни. Утверждая, что такого Бога больше нет, я знаю, что многие прочтут или услышат в этих словах иной смысл, отличающийся от того, что эти слова означают для меня. Я не могу и не стану отрицать реальность моего опыта, связанного с Богом. То, что мы считаем Бога нашего прошлого умершим, еще не значит, что Бог умер и что Бога нет. Такие различия, по моему опыту, многие люди сделать не в состоянии. Даже я ловлю себя на глубоком эмоциональном конфликте, высказывая такие заключения, – настолько сильно влияние этих слов. Однако именно к этим заключениям привели меня исследования, поэтому я продолжу, какие бы непростые чувства это ни вызывало.
Для того, чтобы прочувствовать всю тяжесть, нагрузку и мучительность этих слов, мне понадобится заявить, что представления о Боге, от которого я только что отказался как от более нежизнеспособного, – основной способ, которым библейский Бог изображается в подавляющем большинстве священных текстов Библии. Лишь для того, кто подразумевает, что выше неба есть некое божество, многие библейские повествования обретают хоть какой-то смысл. Иначе как, к примеру, воскресший Иисус сошел с неба, чтобы дать «великое поручение»? (Мф. 28:16–20). Как могло кому-либо прийти в голову построить Вавилонскую башню настолько высокой, чтобы достичь Бога в небесах? (Быт. 11:1–9). При всех прочих условиях эти повествования невразумительны. Как мог Бог сыпать манну с небес для детей Израилевых в пустыне, если не воздействовал на землю из небесных сфер? (Исх. 16:14–36). Почему вершина горы была избрана местом, где встретились Бог и Моисей, если она не символизировала место на полпути между Богом, сходящим с неба, и Моисеем, поднимающимся на гору? (Исх. 19:3).
Кроме того, именно к внешнему Богу, живущему высоко в небе, обращаются Евангелия как к ключу для понимания истории Иисуса. Иисуса традиционно изображают Божиим посланником и спасителем, направленным от Бога с небес во имя избавления смертных, некогда падших и потому обреченных оставаться на земле. Бог вторгается в человеческую историю в облике Иисуса в чуде девственного рождения (Мф., гл. 1–2, и Лк., гл. 1–2), а затем одерживает победу над смертью и могилой в чуде воскресения (Мк. 16, Мф. 28, Лк. 24 и Ин. 20–21). А в завершение божественного турне Иисус возвращается к Богу на небеса в чуде вознесения (Деян., гл. 1). Далее, из той же самой надмирной обители, находящейся выше неба, Иисус, согласно библейскому повествованию, «изливает» Дух Святой на собрание апостолов в чуде Пятидесятницы (Деян., гл. 2). И, наконец, в завершение этой мифологии сказано, что Иисусу суждено вернуться с того же самого неба в конце времен в чуде Второго Пришествия.
Теперь, если учесть предпосылки, лежащие в основе этих текстов, всем ясно, почему Галилей представлял такую колоссальную угрозу для религиозных убеждений? Галилея приговорили к сожжению на костре. К счастью, ввиду его возраста и немощности, а также наличию у него высокопоставленных покровителей суровый приговор смягчили в обмен на признание вины. Пошли на компромисс: Галилей должен был публично отречься от своих выводов, понести наказание, провести остаток жизни под домашним арестом и обещать никогда не публиковать результаты своих научных открытий. Однако истина не перестала быть истиной только потому, что представляла угрозу или замалчивалась. Даже Ватикан в конце концов примирился с Галилеем и, что неслучайно, с реальностью, когда в декабре 1991 года курия издала документ с заявлением о признании правоты Галилея. К тому времени уже начались полеты в космос, которые, конечно, оказались бы невозможными, будь Галилей неправ! Никто не уделил особого внимания этому незначительному и слишком запоздалому официальному объявлению.
Во времена Галилея большинство людей были неграмотными, так что понадобились столетия, прежде чем его открытия распространились в обществе. Все это время организованная религия в том, что касалось Галилея, стремилась возвести одну линию обороны за другой. Бог не «наверху», начали говорить уполномоченные религиозные лица, а «где-то там, далеко». Эти объяснения особого успеха не имели. Они звучали правдоподобно лишь потому, что мы еще не успели осмыслить обширность космоса. «Где-то там» – это где? За пределами нашей Галактики, в которой насчитывается от двухсот до четырехсот миллиардов звезд и которая настолько велика, что свету, распространяющемуся с приблизительной скоростью 300 тысяч километров в секунду, требуется более ста тысяч лет, чтобы преодолеть расстояние от одного конца нашей Галактики до другого? Лишь совсем недавно мы узнали, что в нашей Галактике есть звезды, размерами превосходящие диаметр орбиты, по которой Земля движется вокруг Солнца!
[41]
