Прибытие в точку, где приходится признать, что суть религии умирает, для многих равнозначно концу путешествия. Бог умер, и если одним из нас не остается ничего другого, кроме как собраться вокруг могилы и оплакать его
[53], другие с радостью входят в мир, где нет религии. Однако я нахожусь не в том и не в другом состоянии. Точку, к которой привело наше исследование, я считаю не концом путешествия, а лишь концом поисков смысла жизни в сфере религии. Я считаю, что в настоящий момент подошла к концу именно религиозная часть путешествия. Предпосылки, на которых была построена религия, ныне оказались недействительными. Бог, которого считали вмешивающейся в нашу жизнь сверхъестественной сущностью, живущей на небесах, уже не выглядит правдоподобным, и на вопрос Иова о том, есть ли жизнь после смерти, ответом становится решительное «нет». После признания этих новых реалий интеллектуальный конфликт, который тревожил людей при попытках цепляться за религию как гарантию защищенности, наконец разрешился. Но в результате мы потерпели фиаско в поисках цели и смысла. Следует либо найти новую отправную точку этих исканий, либо завершить их.
Сам я считаю так: когда мы изучаем то, что поставило на колени традиционную религию, мы видим подсказки, позволяющие искать новый подход к смыслу, цели, Богу и жизни после смерти. С этого момента мое повествование выходит за рамки моей духовной автобиографии и относится к биографии самого человечества, а точнее, обе они начинают сливаться воедино.
И я снова обращаюсь к этой части своего маршрута, мой танец со смертью продолжается, а радость, которую доставляет мне жизнь, усиливается. Мне предстоит искать Бога за пределами религии.
12. Сдвиг религиозной парадигмы
Финальная строфа
Бог в душе и Бог вовне —
Разве до сомнений мне?
Всюду, где ни окажусь,
Рядом с Богом нахожусь.
Слышит он меня и зрит,
И покуда век мой длит,
Сеятель и горсть семян,
Божий раб и Бог – всё я
[54].
С надгробия X в.
Церковь святого Лаврентия.
Линчёпинг, Швеция
Позволить людям изменить свои представления о Боге, чтобы воспользоваться новыми возможностями, – задача сродни попытке маневрировать кораблем величиной с «Титаник» в маленьком пруду. В принципе это возможно, но кажется, что нет. Найдется немало тех, кто станет утверждать, что из этой затеи ничего не выйдет. И, пожалуй, еще больше тех, кто не захочет, чтобы из нее что-нибудь вышло. Но повернуть нам все-таки придется.
В ходе своего личного путешествия я двигался в сфере религии до момента, который считаю ее крахом. Путешествие человечества в сферу Бога завершилось тем же самым. О Боге по-прежнему говорят во всем мире, но в него уже не верят так, как прежде. Секуляризация на подъеме повсюду – пожалуй, более явно в странах Запада, нежели в остальном мире, но не потому, что Запад разлагается, как утверждают наши критики из стран третьего мира, а потому, что он вовлечен в интеллектуальную революцию гораздо глубже, чем все остальные. Не будем возвращаться к открытиям Галилея, Ньютона и Дарвина, коротко упомянутым на предыдущих страницах. Давние истины просто не могут остаться в силе и не останутся, как бы сильно нам этого ни хотелось. Сегодня никто уже не считает, что религии чудес, магии и сверхъестественных сущностей, манипулирующих миром причинно-следственных связей ради некой высшей цели, способны пользоваться доверием представителей нынешнего и грядущих поколений. Веры в такие божества практически не осталось. Мы по-прежнему говорим о Боге, но в том, как мы живем, нет убежденности в существовании внешнего сверхъестественного божества, готового вмешаться, обеспечить цель или гарантировать вечность. Человеческая жизнь находится в процессе адаптации к смерти этого Бога.
Причем времени для такой адаптации нам было отпущено достаточно. О кончине этого Бога впервые объявил в XIX веке Фридрих Ницше в книге «Так говорил Заратустра»
[55]. Его весть встретили отнюдь не с одобрением. Реакция преимущественно религиозного населения западного мира была предсказуемой. Сначала Ницше подвергали нападкам как душевнобольного и считали безумцем, а когда потерпели неудачу, начали высмеивать его взгляды и пренебрежительно отмахиваться от них, называя «очаровательными». Известная острота, которую повторяли так часто, что имя ее настоящего автора затерялось в тени времени, гласит:
«Бог умер!» Подпись: Ницше.
«Ницше умер!» Подпись: Бог.
Такой тактики придерживались те, кто усматривал здесь угрозу для религии. Кроме того, в XIX веке религия в том виде, в каком она существовала на протяжении столетий, была признана почившей не где-нибудь, а в самом сердце религиозных академических кругов. Впервые ученые-библеисты публично признали, что притязания общепринятой религии уже нежизнеспособны в свете их современных исследований. Постепенно устаревшие и все более абсурдные буквальные внешние оболочки, в которые мы облекали наши притязания на авторитет писаний и теологии, запестрели дырами и неувязками, и спрятать их от глаз общественности уже не удавалось. Двадцатисемилетний немецкий специалист по Новому Завету Давид Фридрих Штраус первым привлек внимание широкой публики к этим фактам. В 1834 году он опубликовал книгу «Критическое изучение жизни Иисуса»
[56]. Реакция на нее в религиозных кругах и в обществе в целом была стремительной, безотлагательной и предсказуемо враждебной. Штрауса освободили от должности в Тюбингенском университете и прокатили на выборах на другие преподавательские посты в университетах по всей Европе. Больше он никогда не преподавал Новый Завет, его блестящий потенциал вытеснила нарастающая ожесточенность. В 50-х гг. XIX в. его труд перевела на английский язык Джордж Элиот – этим псевдонимом пользовалась Мэри Энн Эванс, противница религии и автор романа «Сайлес Марнер». Будучи женщиной и остро ощущая гнет религии в викторианскую эпоху, Эванс симпатизировала борьбе Штрауса против церковных и политических репрессий. Неслучайно и неспроста именно благодаря ей труды Штрауса стали известны в англоязычном мире. Эта книга представляет собой впервые доведенную до сведения общественности мысль, что давние религиозные доктрины – в том числе образ сверхъестественного внешнего божества, к которому нам следует обращаться в поисках смысла, и утверждение, что истина об этом божестве запечатлена в богодухновенной книге, а о надежде на вечную жизнь сказано в остальных непогрешимых писаниях, – уже сходят со сцены. Религиозных лидеров пробрал озноб, и замалчивание этой книги и всех содержащихся в ней идей стало избранной реакцией на нее почти всех духовных институтов. Когда труд Штрауса был оттеснен в тень, религиозный мир попытался сделать вид, будто бы его автор никогда не жил на свете и тем более не писал. Поразительно, но о его книге даже сегодня не упоминают в духовных семинариях большинства конфессий.
