– А ты индюком! – хохотнула Исмин.
Горан приосанился, оборонительно раздвинув врознь пальцы:
– Я буду росомахой. А Липучка защебечет скворцом.
– Нет! Я буду забавно улыбаться, как пушистый крякос.
– Мы возьмем с собой Уца и Эфу, – импровизировал Горан с деланой беззаботностью. – Будем петь, кружиться, топать ногами в чудаковатом танце. Отрывная банда!
– Даже ты? – усмехнулся Тами.
– В первых рядах. Посажу тебя на плечи и стану скандировать нечто вроде: «Тамибаудус – покоритель!»
Хихиканье стихло. Так огонёк гаснет, уступая стылой тьме.
– Выше нос, Тами, – обратилась Злата ободряюще. – Преодолеем и это. Попей. Клюв принёс воды.
– Мы не знаем его имени, – признался Уц, – и прозвали Клювом. У него рукоять ножа в виде клюва.
– Их много здесь? – Горан битый час изучал поляну. Из хижин не выходили люди.
– Нет, – мотнул головой Уц. – Человек десять-пятнадцать. Но это вовсе не означает, что вам удастся сбежать.
Днём пленников вывели на прогулку. Поодиночке. Сзади сопровождало двое молчаливых конвоиров с арбалетами. Повсюду валялись обглоданные кости и черепа копытных животных. Бородавчатые кустарники отравляли воздух гнойным зловонием. На поляне насчитывалось пять хижин. Вокруг них в сумрачном пространстве темнели сгорбленные деревья. Только сумасшедшие могли поселиться на опушке чернолесья.
– У них нет сердец! – разражалась тирадой Исмин. – Нет разума, нет душ. Прожорливые тела и всё.
Вечер вползал в клетку мучительным холодом. Открытые двери поскрипывали на петлях, не позволяя забытью скрепить веки. Горан тоскливо раздумывал в углу. Рядом лежал на сене Тами, а далее – бок о бок сидели Злата и Исмин.
– Они слишком умны для дикарей, – произнес Уц. – На их шеях горит аль. Видели? Вокруг хижины тоже вкопаны крупицы.
Горан сверкнул взглядом на всезнающего паренька:
– Ты слышал о ней?
– Слышал. Видел. Но никогда не носил. Не получится – рассыпается. Клюв один не прячется за алью. Он тоже крадуш.
– Откуда знаешь?
– Я умею слушать. А еще догадлив. У всех свои монстры. Этот мелкий и девчонки, – он махнул рукой в сторону спутников Горана, – крадатели душ. Как я, как Эфа. Но не ты.
Горан смолчал. Новые факты вращали шестерёнки размышлений.
– Ты зря зовёшь их, Злата, – вдруг обратился Уц, всматриваясь в сумрак леса.
– Кого?
Уц подался вперёд, пронзая её наблюдательным взглядом светлых глаз коршуна:
– Многоликих.
Тишина загудела страхами. Злата спряталась в тень стены:
– Ошибаешься…
– Вокруг поляны щитом повешены рога косуль. Колдовству не проникнуть за их обереги.
– Они убивают косуль? – голос Исмин дрожал ненавистью.
– Чаще продают. Поговаривают, змеяды платят за священное копытное сумму соразмерную кораблю. Мы слышали раз их крики на поляне. Теперь опять.
Горан посмотрел на дальнюю хижину. Испуганные голоса животных взывали к милосердию. Млечное свечение в грязном окне дрожало от беспокойных движений.
– Теперь они продадут нас, а сами отправятся зимовать в Клету. У браконьеров там роскошные дома, семьи.
Тами привстал на локте, боязливо спрашивая:
– Кому продадут?
– Змеядам, думаю. – Уц поднял с земли кусок ткани и накинул её на плечи. – Может, гончим. Встречали гончих?
– Встречали.
– Наверно, они всё ж добрее змеядов: заточение лучше смерти.
«Тебя пощадят, – прошептала Злата Горану. – Ты не крадуш. Притворись немощным, скудоумным. Убеди их, что бесполезен. Они отпустят».
Горан мотнул головой:
– Куда мне бежать?
– Была бы жизнь!
– Слишком поздно. И… наши вещи у них. Мой рюкзак. Там книги. Этот Клюв видел их. По пытливому взгляду заметно.
Кудесник посмотрел на Злату. В глазах девочки стояли слёзы.
– Призови чудовищ, Злата.
– Ты слышал, Горан. – Она заламывала пальцы от бессилия. – Аль как зеркало – бьем в себя. Даже кошмары не снятся.
Исмин шмыгнула носом, заслоняя лицо рукой. Беззвучный плач тисками сжимал сердце. Эфа опять вздрагивала хриплым кашлем.
– Мы обречены?
– Исмин, с самого рождения, – вмешался Уц. – Властями Царны. Четырнадцать лет я парил вольной птицей.
– И всё же угодил в клетку!
– Выберемся, – огрызнулся Горан трусливым мыслям. Взгляды ребят устремились к сумеречным хижинам. – Среди них – крадуш.
2
В пяти шагах справа брёл Клюв. Горан поглядывал на него, слушая пререкания мальчишки с браконьерами. Они гнали его прочь, но Клюв изворотливо грубил конвоирам: «Я приглядываю за вами». Гадкие смешки верзил не беспокоили подростка. Горан цеплялся за его бесстрашие, а ещё… за любопытство – спасительный лаз из ловушки.
Тропа вилась по кругу. Горан чувствовал себя животным на выгуле. Его доводили до дерева со светящимся рогом косули – поворот – шествие возобновлялось до нового оберега. Истекал четвертый день заключения. Утром Масляк хвалился, что завтра получит монеты. Значит, завтра. Завтра прибудут покупатели. Времени оставалось слишком мало, а Клюв игнорировал вопросы.
– Кому вы нас отдадите? – настаивал Горан, косо поглядывая на задиристого мальчишку.
Конвоиры не удосужились открыть рты, но Клюв неожиданно ответил:
– Змеядам.
Хоть что-то.
– Вы торгуете людьми?
– Нет. – Крадуш безразлично смотрел сквозь преграды деревцев. – Кабанами, пушным зверем. Косулями. Я охотник. Все мы здесь кормимся лесом.
– Вы истребляете животных.
– Потому что Велирадовичи не любят марать руки! – пробасил конвоир, похлопывая арбалетом по ладони. – А платят щедро.
Смешки верзил затрещали в ушах.
Горан решил не злить разбойников праведными нотациями. Исмин уже достаточно измучила их криками о проклятии. Кровь священных животных вернётся в землю кровью убийц. Горан поёжился от колючего ветра. Рогатые деревья торчали высохшими обрубками увядающей местности. Среди чернолесья в проклятия верилось особенно.
– Где наши вещи? Я могу забрать книги?
Клюв склонил голову.
– Они тебе ни к чему. – Достал из кармана куртки часы с сапфиром: – И это. Теперь я – знатный отпрыск.
Верзилы загоготали.
– Твой отец – богатый человек, Мильвус, – рассуждал с презрением Клюв. – Все в Вистрии богачи.
