Борисова арестовали через день после упомянутого допроса Семочкина — 31 декабря 1947 года по ордеру № 3185, подписанному министром В. Абакумовым. На анкете арестованного имеется пометка «Приб. в 18-4031.12.47», то есть за несколько часов до наступления Нового, 1948-го года. И здесь психологический расчет! Целенаправленно, не столько против Жукова, сколько уже против Лейпцигского военного коменданта Борисова «дожимали» Семочкина.
Допрос шел вокруг вещизма Жукова. В своем заявлении о реабилитации от 14 января 1953 года Борисов писал: «В ходе следствия, особенно после вызова меня к бывшему министру Абакумову, мне стало ясно, что дело не в моей вине, а следствию нужен какой-либо компрометирующий материал на маршала Жукова. Так как ничего отрицательного о маршале Жукове я сказать не мог, я подвергался всевозможным репрессиям. Мне не давали спать, меня отправили в Сухановскую тюрьму, где держали 6,5 месяцев у камер сумасшедших, и не давали передач и прогулок. Мне неоднократно угрожали побоями после того, когда я заявил, что ничего отрицательного о маршале Жукове сказать не могу».
Постановлением Особого совещания при МГБ СССР 7.09.1949 года Борисов по обвинению по ч. 1 ст. 58–10 УК РСФСР «за антисоветскую агитацию» заключен в ИТЛ сроком на 5 лет. Как и в 1941 году при прямом вмешательстве Мехлиса 5 лет ИТЛ за недоказанное «мошенничество», так и теперь ни о каких конкретных фактах антисоветской работы, проводимой «на протяжении ряда лет», даже не упоминается, но зато те же 5 лет… Правда, уж очень похож «почерк», или как явно торчат уши, только теперь уже тайного преследователя Мехлиса с его изощренной подлостью и непомерно длинными руками!
Конечно, все, что я здесь рассказал о Владимире Николаевиче Борисове, можно было уложить всего в несколько строк, например:
Борисов Владимир Николаевич (1901 г.р.), армейский комиссар 2-го ранга, член ВКП(б) с 1922, с 1919 красноармеец 9-го кавалерийского полка, с 1941 заместитель начальника Главного управления политической пропаганды РККА, арестован 11.07.1941 г., приговор ВКВС
[8]17.09.1941 г. 5 лет ИТЛ. Освобожден 18.02.1944 г., полковник, в 1948 уволен в запас, приговор ОСО при МГБ СССР 07.09.1949 г. 5 лет ИТЛ, реабилитирован 16.07.1954 г.
Но тогда бы вы не узнали, каким добрым и душевным был человек по имени Владимир Николаевич Борисов, какие испытания он выдержал и каким злопамятным и вредоносным инквизитором оказался его антипод Лев Мехлис.
Оказавшись в начале 1948 года по замене в Московском военном округе, я разыскал семью Владимира Николаевича Борисова. Его жена Елизавета Петровна, весьма симпатичная и всегда приветливая женщина, помнившая меня по Лейпцигу, но теперь удрученная последними событиями, рассказала, что он опять лишен воинского звания и сейчас где-то в ссылке или в тюрьме.
Только спустя более 60 лет я узнал всю эту историю, и что обращения жены Борисова с просьбами о пересмотре дела руководителями секретариата Особого совещания постановлениями от 4 февраля 1952 года и от 24 февраля 1953 года были оставлены «без удовлетворения».
Узнал теперь я и то, что честнейший человек, полковник запаса Борисов не сдавался. Одновременно с обращением своей супруги и еще неоднократно, он отправлял ряд заявлений о реабилитации в различные инстанции. В апреле 1953 года отправил заявление министру внутренних дел СССР Берии, в сентябре 1953 года — пришедшему вместо Берии новому шефу МВД Круглову и генеральному прокурору СССР Руденко. И только 18 марта 1954 года Главной военной прокуратурой было направлено требование в МВД СССР ускорить проверку. Военная коллегия Верховного Суда СССР 10 июля 1954 года своим Определением отменила постановление Особого совещания при МГБ СССР от 7 сентября 1949 года в отношении Борисова В. Н. и уголовное дело за отсутствием состава преступления прекратила. Пленум Верховного Суда СССР 16.07 1954 года отменил приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР от 17.09 1941 года и уголовное дело в отношении Борисова В. Н. прекратил.
Главная военная прокуратура 19 октября 1954 года удовлетворила неоднократные ходатайства Борисова В. Н. о восстановлении его прав на правительственные награды, которых он был лишен Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 августа 1950 года…
Всю жизнь меня мучила неизвестность судьбы человека, который был одним из тех, кого я считал образцом в отношениях с подчиненными. Однако лишь в 2014 году я узнал, как сложилась дальнейшая нелегкая судьба бывшего армейского комиссара, бывшего полковника, бывшего военного коменданта одного из крупнейших городов поверженной Германии, человека, не совершавшего преступлений, но жестоко и несправедливо наказанного. Его фотографию с погонами полковника мне любезно, как и много других документов вообще, предоставили в сентябре этого же года заместители начальника ЦАМО РФ Емельянова Н. М. и Тихонов А. В.
Моя память сохранила самые хорошие впечатления о моем первом послевоенном начальнике, ставшем для меня примером. Все, о чем я вам поведал, до сих пор болью отзывается в моем сердце. Как по-новому звучат теперь у меня слова знаменитого русского драматурга Александра Николаевича Островского «Без вины виноватые», но едва ли он мог себе представить такую драму в жизни, какая сложилась у Владимира Николаевича.
О дальнейшей судьбе Владимира Борисова, финале его эпопеи о не совершаемых им преступлениях и незаслуженных наказаниях, особенно после отмены последнего приговора и прекращения уголовного дела в отношении его, мне более ничего узнать не удалось, о чем я искренне и глубоко сожалею. Даже дата завершения его земной жизни мне неизвестна. И если хватит моих сил и возможностей, буду продолжать поиск сведений о нем.
Глава 25
Домой! Из 8-го ОШБ в 8-й ВДК через ВТА
Мой адрес — не дом и не улица,
Мой адрес — Советский Союз!
Из советской песни Д. Тухманова
на слова В. Харитонова
Чтобы дойти до цели, надо прежде всего идти.
Оноре де Бальзак
Как я уже упоминал, в 1947 году, после того как коменданта Лейпцига полковника Борисова отозвали в Москву, а меня перевели в комендатуру другого города, вскоре пришел приказ коменданта округа полковника Литвина о переводе меня в Союз «по плановой замене». Я тогда связывал обрушившиеся на меня неприятности — и понижение в должности, и перевод в заштатный городок — не только с отзывом коменданта Борисова, но все еще нет-нет да и настойчиво стучалась в сознание мысль о невольной вине за осужденного по 58-й статье моего отца. Не оставляла она меня даже в поезде «Берлин-Москва», который уносил нас на восток, на родную землю Советского Союза.
Однако переезд в Советский Союз был настолько радостным событием, что нас даже не озаботило то, что мы пересекли границу СССР вечером, накануне Нового, 1948-го года, в белорусском Бресте, за который в июле 1944 года положил много голов наш 8-й ОШБ, а я сам был здесь тяжело ранен. Это совпадение с наступлением Нового года мы все считали добрым знаком, даже не представляя себе сложностей, которые могут возникнуть у нас в связи с завершением проводимой в Советском Союзе первой послевоенной денежной реформы. В пограничный, очень памятный мне Брест мы прибыли, когда до завершения обмена денег, выданных нам по месту службы, на новые (из расчета десять старых рублей на один новый) оставалось всего два часа.
