Глава 10
Оборона — редкий для штрафбата вид боя. Вхождение в операцию «Багратион»
Ах, ратный труд — опасная работа,
Не всех ведет счастливая звезда.
Всегда с войны домой приходит кто-то,
А кто-то не приходит никогда.
Юлия Друнина
Я шел в атаку, твердо шел туда,
Где непрерывно выстрелы звучали,
Чтоб на земле фашисты никогда
С игрушками детей не разлучали.
Джек Алтаузен. Погиб в бою под Харьковом в 1942 г.
Итак, во второй половине мая 1944 года наш батальон передислоцировался в район, близкий к еще занятому немцами небольшому городку Ратно (Северная Украина), что севернее тоже украинского, но более крупного и тоже еще не освобожденного города, Ковель. Как писал маршал Рокоссовский в своих мемуарах «Солдатский долг», «Левое крыло Первого Белорусского фронта уперлось в огромные Полесские болота».
Там мы сменили в обороне на реке Выжевка какую-то часть, переброшенную на другой участок фронта. И начался у нас непривычный боевой, оборонительный период, очень нехарактерный, даже скорее необычный для штрафбата, которому чаще всего приходилось бывать «на острие атак». Здесь же штрафникам пришлось больше месяца ожидать этого самого «острия». Потом, значительно позднее, нам стало известно, что переброска нас на левый фланг фронта была одной из мер дезинформации противника в связи с подготовкой к операции «Багратион», и стояли мы здесь так долго тоже из тех же соображений.
Наша 1-я рота встала на правом фланге батальона. Командовал ротой капитан Матвиенко Иван Владимирович (на снимке сидит справа), а его заместителем был энергичный, еще совсем молодой (всем нам, взводным, было тогда едва за 20 лет), старший лейтенант Янин Иван Егорович (второй ряд, в центре). Мой взвод был третьим, и потому расположился на левом фланге роты (я сижу рядом с Матвиенко). Справа от нас занял оборону второй взвод во главе с лейтенантом Усмановым Фуадом Бакировичем, «башкирином», как упорно он себя называл, и которого мы звали просто Федей (стоит, справа). Он был переведен из расформированного еще в апреле 33-го штрафбата нашего фронта.
Командный состав 1-й роты 8-го ОШБ
Первый взвод возглавлял лейтенант Дмитрий Иванович Булгаков (стоит слева). Оба они были старше на 2–3 года меня с Яниным.
Несмотря на сравнительно долгий перед этим период формирования, наши подразделения были укомплектованы не полностью. Например, по документам, полученным из ЦАМО РФ, значится: «За май 1944 года поступило пополнения всего 172 человека, а за это же время отчислено вернувшихся из госпиталей 56 искупивших свою вину кровью, да по отбытию срока еще 20 человек». Это, если читатель помнит, к тем 600 освобожденных и восстановленных без ранений еще за Рогачев.
Отчасти сравнительно небольшой приток штрафников в этот период объяснялся отсутствием в то время активных боевых действий в войсках фронта и, конечно же, в связи с этим — определенным затишьем в деятельности военных трибуналов. Кроме того, в связи с тем что наступательные операции на территории Белоруссии в это время не проводились, новые территории не освобождались, то «окруженцев», главной составляющей пополнения штрафбата, тогда стало несколько меньше.
По мере прибытия пополнения эти цифры, конечно, изменялись. У нас по штатному расписанию было положено по два заместителя командира взвода. Они назначались приказом по батальону из числа штрафников, которых мы с командиром роты предлагали. По положению им присваивались на это время сержантские звания, хотя погоны с нашивками они не носили, как вообще не было погон на плечах у всех штрафников. Те бойцы-переменники, которые попали в штрафбат из кадрового офицерского состава Красной Армии, как правило, где-то в дальних карманах или среди личных вещей хранили оставшиеся от прежних времен свои офицерские погоны, в надежде когда-то снова водрузить их на свои плечи. Жаль, не всем им удавалось это осуществить, война без жертв не обходится, тем более в штрафбатах.
Одним из моих заместителей был назначен опытный боевой офицер, на 6 лет старше меня. Это бывший старший лейтенант Петров Семен Иванович, хотя все «переменники» взвода, видимо из особого уважения к нему, называли его «подполковником». В дальнейшем я постараюсь избегать слово «бывший». Это, наверное, читателю и так понятно. Ведь у всех нас было какое-то прошлое, но какое будущее ждало каждого из нас, этого никто не знал. А на стыке прошлого и будущего тогда были все мы, и каждый день, и каждый час войны. Это уже потом, после войны, из фильма «Земля Санникова» в нашу жизнь вошли, впаялись такие, созвучные тому опасному времени, просто гениальные слова: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь!» Да, тогда жизнь каждого слагалась именно из прожитых мгновений, каждый жил только тем мигом, который дарила военная судьба. Перед определением в штрафбат старший лейтенант Петров, с учетом его более чем двухлетнего боевого опыта, был переведен с должности командира отдельной разведроты на должность командира учебной роты дивизии, где и проштрафился. Попал он вначале в 33-й штрафбат нашего же фронта, но вскоре тот штрафбат был расформирован, и группа штрафников, не успевших там «отвоеваться», была переведена в наш, 8-й.
Другим моим заместителем был осужденный военным трибуналом снабженец тыла дивизии. Истинного его звания, фамилии, а тем более имени точно не помню. Он и у меня отвечал за снабжение взвода боеприпасами, продпитанием и вообще всем, что было необходимо для боевых действий. И действовал умно, инициативно, со знанием тонкостей этого дела, фактически освободив меня от беготни по снабженческим инстанциям роты и батальона. Честно признаться, мне льстило, что у меня, еще малоопытного 20-летнего лейтенанта, всего-навсего командира взвода, в заместителях ходят боевые офицеры, старше меня по истинному их воинскому званию. Но главным было то, что я надеялся использовать боевой и житейский опыт этих уже немолодых людей.
Одним командиром отделения был назначен красивый, рослый богатырь с запоминающейся, несколько необычной фамилией — Пузырей. Поскольку он был на целых 10 лет старше меня, да и по званию, кажется, капитан, я называл его по имени-отчеству — Владимир Михайлович. Другим отделением командовал капитан-пограничник Омельченко, худощавый, с тонкими чертами лица, быстрым взглядом и постоянной, едва уловимой улыбкой. Третьим отделением командовал (архивные документы поправили мою несовершенную память!) бывший майор по фамилии Челышев Михаил Георгиевич, служивший до ШБ начальником связи бригады. Он тоже был старше меня лет на 7–8.
Посыльным к командиру роты, а заодно и ординарцем моим, в обязанности которого входила забота о своем командире, стал еще со времен Друти и Городца разжалованный младший лейтенант, которого за его молодость (по сравнению с другими штрафниками) и ярко выраженную «детскость» все называли просто Женей. Это был тот самый Женя, который спас меня из ледяного плена злосчастной речки Друти под Рогачевом в конце февраля. Расторопный, везде и всюду успевающий боец, он оказался в штрафбате из-за лихачества на трофейном мотоцикле. Получилось так, что его срок никак не убавлялся. Ведь этот коварный «штрафной срок» начинал исчисляться только с дней активных боевых действий, а у Жени пошли в зачет только те три дня на Друти, потом оказалась неучтенная неделя «диетической» погоды близ города Быхов. А там и вовсе почти два месяца на формировании в Городце. И только теперь в окопах Белорусского Полесья пошли ему, как и многим другим, зачетные дни. Многие тогда оказались в таком «отсроченном» положении, когда суммарное, календарное пребывание в штрафном батальоне, в том числе и вне боевых действий, превышало установленный срок наказания.
