Следующим на тот же несчастливый операционный стол «доставляли» меня. Вспоминаю, как неприятное чувство страха снова овладело мною. Так не хотелось, чтобы и со мной произошло на этом столе то же, что и с моим предшественником. Именно здесь, а не на поле боя. Одно дело, если в похоронке напишут «погиб смертью храбрых в бою», совсем другое — «умер от ран»… Примерно такое же ощущение страха я испытал в обороне под Жлобином, когда впервые на лесной поляне, где не было никаких окопов, попал под артиллерийский налет немцев. Но ведь вся «хитрость» на войне — не отсутствие боязни, страха. По моему, не обладают такой естественной реакцией на опасность, как страх, только люди с особого рода, исключительной, вернее — ненормальной психикой. Они если и встречаются, то очень уж редко. Главное на войне — способность преодолеть боязнь, подавить в себе страх смерти.
Позвольте от боев за Брест совершить экскурс в будущее и в прошлое разом. Во второй половине 50-х годов прошлого века я служил в Воздушно-десантных войсках заместителем командира воздушно-десантной дивизии в Костроме. Там мне довелось познакомиться с Героем Советского Союза Гавриловым Петром Михайловичем, тем самым майором Гавриловым, который в 1941 году, будучи командиром 44-го стрелкового полка, все 32 дня возглавлял героическое сопротивление бессмертного гарнизона Брестской цитадели. Как стало потом известно, даже фашисты признавали мужество и стойкость защитников Брестской крепости. Командующий 4-й немецкой армии генерал-фельдмаршал фон Клюге докладывал об этом: «Враг защищается упорно и ожесточенно. Русские отвергли все предложения о капитуляции… Сражались до последней минуты и до последнего человека». Вот этим «последним человеком» и был майор Петр Гаврилов. И его, уже последнего из живых защитников крепости, израненного, бессильного, немцам удалось наконец взять в плен.
В 1956 году вышла книга Сергея Сергеевича Смирнова о героических защитниках Брестской крепости. Петру Михайловичу Гаврилову, выжившему в немецком плену, восстановленному в офицерском чине Красной Армии и уже уволенному в запас, почти через 12 лет после окончания войны было присвоено высокое звание Героя Советского Союза. Иногда честные писатели помогают восстанавливать истинную правду.
Закончилась битва за Брест 28 июля, а по существовавшим в то время строжайшим правилам штрафникам не дозволяли входить в города, за которые воевали и которые освобождали. Например, принимая самое непосредственное участие в освобождении Лоева, Гомеля, Рогачева, многих других городов и до белорусских земель, и после, штрафные части не имели права вступать в них как освободители. Ни в городе Бресте, ни в самой крепости тогда нам не довелось побывать, правда, еще и потому, что на момент освобождения Бреста батальон оказался значительно западнее, на территории Польши, под Бяла-Подляской.
Узнать же все подробности защиты и освобождения Бреста и его героической крепости, увидеть саму легендарную цитадель мне удалось только тогда, когда я был приглашен на юбилейные празднования 60-летия освобождения Бреста в 2004 году. Обошел тогда всю территорию крепости, поклонился памятным монументам и братской могиле. Перечитал на ее камнях почти все 270 имен из более 900 похороненных там павших героев обороны крепости и ее освобождения. Пусть хоть так звучат их имена, пусть это будет заслуженное поминание погибших. И дай бог, чтобы такое поминовение не прекращалось никогда, сколько бы ни сменилось поколений. Поклонился я тогда и моему костромскому знакомому, Герою Советского Союза Петру Михайловичу Гаврилову, который скончался 26 января 1979 года и, по завещанию, похоронен на территории Брестской цитадели.
Увидел там и потрясшие меня экспонаты всех залов Музея обороны цитадели. Детально знающая всю историю крепости, милая девушка-гид в течение нескольких часов показывала все экспозиции. Рассказывала она о тех, кто героически больше месяца не сдавал крепость врагу, о ее последнем защитнике майоре Гаврилове и о том, какие воинские части и соединения сражались, чтобы изгнать фашистов со священной земли. Но ни намека на то, что под польской Бяла-Подляской, замкнув кольцо окруженных в Бресте немцев, принимал участие, и немало голов сложил за это, вместе с гвардейцами 38-й дивизии наш 8-й штрафбат.
Книги А. В. Пыльцына
Я подарил музею «Крепость-герой Брест» свою книгу «Штрафной удар…», изданную в Санкт-Петербурге в 2003 году, а потом и другие мои книги, вплоть до «Страниц истории 8-го Штрафного батальона 1-го Белорусского фронта», изданных уже в Беларуси в 2009–2010 годах. Так что теперь хоть «намек» на участие штрафбата в освобождении Бреста там есть, да и свое место в других музеях Беларуси книга тоже заняла.
Глава 12
Побег к фронту. Чужой орден. Анекдот про ксендза
По скольким же она прошла,
Война — катком тяжелым!
А сколько горя принесла
И матерям, и женам…
Юрий Огуз, Канада
Итак, после того как из операционной вынесли тело скончавшегося штрафника, наступила моя очередь идти «под нож», а если справедливее — под скальпель. С помощью медсестры я доковылял до операционного стола. И мне нужно было набраться храбрости лечь на стол, на котором только что умер мой раненый штрафник Петухов, с которым нас вместе везли сюда. Прямо скажем, не очень комфортное ощущение. Честно скажу, страшновато было, правда, страх этот был не таким, какой возникает перед атакой или под артобстрелом. Здесь проявился страх совсем другого свойства. Но креплюсь, стыдно будет, если проявлю хоть в чем-то малодушие. Да и, наверное, больше, чем самой смерти, боялся того, что вдруг под наркозом, как и у моего предшественника, в этом «дамском обществе», коей оказалась операционная медсанбата, тоже вырвется, пусть не многоэтажный, но все-таки мат, который не так уж часто, в других условиях, бывал более уместен… Только бы не здесь!
День светлый, в окна брызжет яркое солнце. Хирург — женщина, из-под маски видны только глаза и четкие линии тонких, с изломом, бровей. Видимо, в медсанбате это новый человек, при первом моем пребывании здесь я ее не видел. Подошли ко мне еще несколько человек в халатах, показавшихся мне ослепительно белыми после многодневной пыли и не смывавшейся долго грязи и копоти на лице и руках. Они бережно раздевают меня, привязывают мои руки и ноги. Понятно зачем: чтобы не брыкался во время операции. Не сопротивляюсь.
Одна из сестер в маске, видимо уже немолодая, становится у изголовья и набрасывает мне на лицо тоже марлевую маску, а остальные снимают пропитанную кровью и уже подсохшую, уж очень массивную повязку, почти шепотом и беззлобно ругают того, кто ее соорудил. А я с благодарностью вспоминаю ту, еще немного неумелую, милую, симпатичную девушку-санитарку. Все-таки кровь она остановила! А значит, остановила и все, к чему могло привести это ранение, к «летальному исходу»… Просто мы себе объясняли тогда этот медицинский термин: значит «улететь» на небо, или под землю, что в общем-то «без разницы».
