При формировании иррегулярных частей, главным тормозом реформирования являлись сильные патриархально-родовые начала, освободиться от которых стремились практически все правители Персии XIX в. Ни одной из иррегулярных частей правительство не могло по своему желанию или расчету назначить начальника из другого племени. Часто во главе подобных иррегулярных частей числились дети или люди, совершенно не подготовленные и не имеющие никакого отношения к службе. Большинство из которых «вообще ни к чему не способные, непокорные и враждебно настроенные против правительства»
[236]. Особенно жестко патриархально-родовые начала почитались среди тюркских племен Иранского Азербайджана и Мазандерана. Они ни при каких обстоятельствах не допускали к себе в качестве начальника человека из другого племени.
Характеризуя иерархию подчиненности среди тюркских и курдских племен, Косоговский отмечает, что они, признав только одного старшего начальника, в большинстве случаев, всецело ему повиновались, служили сравнительно охотно
[237]. При этом, однако, промежуточной иерархии или вовсе не признавали, если же, в силу обстоятельств, признавали весьма условно и неохотно. В глазах племен существовал только один старший «ага», т. е. господин. Местные начальники, в свою очередь, употребляли все усилия для поддержания собственного авторитета и повиновения подчиненных.
Отсутствие привязанности, почитания и признания центральной власти в лице шахского правительства иррегулярной частью войска объясняется тем, что в Иране зачастую смена правителя — это не торжество той или иной личности над другой личностью, а дворцовый переворот, узко отражавший приоритеты той или иной группировки, не предполагавший коренных государственных преобразований. Солдаты твердо знали только одно, что если для них есть что-либо неизменное, то это их командиры
[238]. В руках командиров сосредотачивался весь их экономический и домашний быт. У племен, населявших Иран, привязанность не распространялась дальше горной долины или котловины, т. е. к месту проживания. Поэтому европейских представлений об обязательствах к государю, престолу, либо отечеству у них не было
[239]. Однако общность религии сглаживала и отчасти возмещала у племен отсутствие этих понятий. Шиизм — доминирующая в Иране форма ислама, а шиитский фанатизм как бы заменял собой мало развитый патриотизм. Кочевники и горцы были воинственными, часто агрессивными, но, в общем, по замечанию русских офицеров, несравненно честнее и благороднее оседлого земледельческого населения. Исключение составляли курды — сунниты, о преданности которых кому бы то ни было, говорить не приходилось, так как племена и роды, которые вели кочевой образ жизни, вообще не признавали над собой никакой власти и часто игнорировали государственные границы, признавая за собой господствующее положение в регионе
[240].
Итак, в последней четверти XIX в. иррегулярное войско Ирана состояло из иррегулярной конницы кочевых племен и территориального ополчения или милиции провинций. Государство Иран представляло собой собрание разобщенных провинций, с плохо развитыми путями сообщения. Происходящая отсюда значительная независимость власти ханов кочевых племен представляла постоянную опасность для шахской власти, учитывая тот факт, что предводители племен могли выставить до 150 тыс. всадников
[241]. Иррегулярное войско сохраняло традиционную организационную структуру, ополчение подразделялось на тысячи, сотни и десятки. Однако такое деление войска носило условный, номинальный характер. Боевой единицей в иррегулярном войске был дасте, то есть отряд, во главе которого стоял сертип или серханг. По своим боевым качествам кавалерия кочевников качественно выделялась из всего войска, но собирать ее было очень трудно. Несмотря на то, что ополченцам со стороны государства было назначено определенное жалование и довольствие, которого, в большинстве случаев, они не получали. Лишенные жалования и довольствия ополченцы занимались грабежом собственного населения. Не неся постоянной государственной повинности, служа исключительно личным интересам, ханы могли собирать, либо распускать военную силу по своему усмотрению, зачастую в ущерб правительственным нуждам. После создания регулярной армии, численность иррегулярной кавалерии заметно сократилась. Кавалерия кочевников не прекратила своего существования, однако надежду на помощь со стороны кавалерии кочевников шахское правительство могло реализовать только в случае их сочувствия войне.
2.2. Характеристика частей регулярной армии Ирана в конце XIX века
Регулярные части начали создаваться в начале XIX в. принцем Аббас-Мирзой, который убедился в полной непригодности ополчения, по ряду столкновений с русскими отрядами, несмотря на численное превосходство. Аббас-Мирза решил создать армию по образцу регулярных западноевропейских войск
[242]. Но, позаимствовав у европейских государств новую организацию, введя во вновь созданные части европейский строй и обучение, реформатор в корне не изменил системы комплектования, управления и командования армией
[243]. Этим и объясняется, что дело преобразования армии не пережило своего творца и иранская армия к концу XIX в. была все та же, что и в начале века.
Состояние регулярной армии Ирана в последней четверти XIX в. было таковым, что она не представляла сколь-либо существенной силы. Она формально состояла из кавалерии, артиллерии и пехоты, которые были снаряжены, одеты и обуты в какой-то степени по европейскому образцу. Согласно мобилизационным реестрам иранского правительства, численность регулярной армии составляла 150–200 тыс. человек
[244]. Однако, по оценкам российских военных специалистов, которые опирались на свои полевые исследования, действительный наличный состав кавалерии, пехоты и артиллерии, составлял не более 50 тыс. человек
[245].
Регулярная кавалерия — гвардия голямов являлась особым военным подразделением, призванным охранять шаха. Создание гвардии голямов было вызвано тем обстоятельством, что иррегулярное ополчение собиралось только временно, и не всегда оно было надежным и боеспособным. Шахские голямы составляли наиболее привилегированную часть иранской армии. Голямы пользовались большими правами и уважением, из-за чего, со временем, в большинстве случаев их ряды пополнялись уже выходцами из влиятельных семей. Гвардия голямов была в материальном отношении наиболее обеспеченной частью иранской армии. Помимо жалования, голям имел и другие, дополнительные источники дохода, в частности, фиксированное вознаграждение, которое он получал за доставку подарков, во время сбора податей или же за исполнение различных поручений. Таким образом, кроме исполнения военных функций, голямы исполняли и определенные функции, связанные с гражданской службой. Конные голямы в течение долгого времени считались одной из самых боеспособных и верных воинских частей, до тех пор, пока не была организована казачья бригада. Вот как описывает смотр голямов, произошедший 29 декабря 1880 г., первый командир казачьей бригады А. Домантович: «Кавалерия в числе около тысячи человек была расположена в одну линию, состоящую из рядом стоящих всадников с произвольным интервалом (от двух до пяти шагов). В этой линии можно было заметить некоторое деление на части, неодинаковой численности, отличающееся мастью и качеством лошадей. Люди большей частью молодые, здоровые на вид. После объезда шахом всей линии, кавалерия по частям была пропущена в карьер (так в оригинале. — О. К.), в частях не было заключено никакого порядка: некоторые скакали более или менее сплошной массой, другие же узкой растянутой линией. Были слышны громкие разговоры»
[246]. Личный конвой нового шаха Мозаффар-эд-Дина, сопровождавший его в 1896 г., по замечанию В. А. Косоговского, «образец отрицательной воинской дисциплины»
[247]. Во время проезда по городу, голямы сопровождали шаха, но едва Мозаффар эд-Дин выехал за пределы города, конница тотчас рассыпалась по сторонам, учиняя безобразия и поборы среди мелких торговцев и лавочников, действуя совершенно свободно и безнаказанно. Вероятно, к концу ХIХ в. данные всадники и составляли общее число голямов, которые представляли собой довольно слабую и незначительную военную силу, не выполнявшую адекватно даже свою прямую обязанность.
