Во-первых, на Украине к полякам отнеслись враждебно. Во-вторых, он недооценил военный потенциал Советской России.
«Снова начинается вековечная распря русских и поляков, в которой ни одна сторона не может понять другой, — отмечал историк Юрий Готье. — Как из русских лишь очень немногие отдавали себе ясный отчет, что полякам надо дать свободу, так и в Польше, теперь опьяненной и как всегда заносчивой, мало кто понимает, что Польша закрепит свою свободу только в своих этнографических границах. Забирая западнорусские области, они в будущем открывают эру новых войн между Польшей и Россией».
26 мая Красная армия перешла в наступление, и линия фронта покатилась на запад. Удар был настолько мощным, что польские части бежали, бросая оружие. 12 июня поляков выбили из Киева. 11 июля Красная армия освободила Минск, 14 июля — Вильно (ныне Вильнюс).
«Захват поляками Киева, — вспоминал Троцкий, — сослужил нам большую службу: страна встряхнулась… Поляки откатывались с такой быстротой, на которую я не рассчитывал, так как не допускал той степени легкомыслия, какая лежала в основе похода Пилсудского. Но и на нашей стороне вместе с первыми крупными успехами стало складываться настроение в пользу того, чтоб войну, которая началась как оборонительная, превратить в наступательную, революционную войну».
11 июля английское правительство предложило советскому правительству прекратить военные действия и вступить в переговоры с Польшей. Англичане готовы были играть роль посредников. Лорд Джордж Керзон, британский министр иностранных дел, нарисовал на карте очень выгодную для России линию границы. Троцкий предложил подписать мир с Пилсудским.
Другие члены политбюро с ним не согласились.
Сталин телеграфировал Ленину:
«Польские армии совершенно разваливаются, поляки потеряли связь, управление, словом, поляки переживают развал, от которого они не скоро оправятся. Это обстоятельство, очевидно, хорошо известно Керзону, который старается теперь спасти поляков своим предложением о перемирии…
Я думаю, что никогда не был империализм так слаб, как теперь, в момент поражения Польши, и никогда не были мы так сильны, как теперь, поэтому чем тверже будем вести себя, тем лучше будет и для России, и для международной революции».
Ленин думал, что, если Красная армия через территорию Польши подойдет к Берлину, в Германии вспыхнет социалистическая революция. В Москве мечтали о соединении русской и немецкой революций. Две крупнейшие континентальные державы смогли бы решать судьбу всех остальных европейских стран.
«У Ленина, — вспоминал Троцкий, — сложился твердый план: довести дело до конца, то есть вступить в Варшаву, чтобы помочь польским рабочим массам опрокинуть правительство Пилсудского… Я считал, что мы достигли кульминационного пункта успехов, и, если, не рассчитав сил, пройдем дальше, то можем пройти мимо уже одержанной победы — к поражению.
Я требовал немедленного заключения мира, пока армия не выдохлась окончательно. Меня поддержал, помнится, только Рыков… Было решено: наступать».
Потом Ленин откровенно объяснял — политбюро пришло к выводу, что оборонительный этап войны закончился, настало время наступать: «Мы должны штыками пощупать — не созрела ли социальная революция пролетариата в Польше?»
— Мы решили использовать наши военные силы, чтобы помочь советизации Польши, — говорил Ленин. — Оборонительная война с империализмом кончена, мы ее выиграли.
А теперь Россия сказала: а мы посмотрим, кто сильнее в войне. Вот как встал вопрос…
У Ленина возникла надежда, что удастся свергнуть правительство Пилсудского. 23 июля, когда Красная армия наступала на Варшаву, Владимир Ильич телеграфировал Сталину, находившемуся в Харькове:
«Зиновьев, Бухарин, а также и я думаем, что следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может также Чехию и Румынию».
24 июля Сталин, вдохновленный видениями мировой революции, ответил Ленину:
«Теперь, когда мы имеем Коминтерн, побежденную Польшу и более или менее сносную Красную армию, когда, с другой стороны, Антанта добивается передышки в пользу Польши для того, чтобы реорганизовать, перевооружить польскую армию, создать кавалерию и потом снова ударить, может быть, в союзе с другими государствами, — в такой момент и при таких перспективах было бы грешно не поощрять революцию в Италии…
На очередь дня Коминтерна нужно поставить вопрос об организации восстания в Италии и в таких еще не окрепших государствах, как Венгрия, Чехия (Румынию придется разбить)…
Короче: нужно сняться с якоря и пуститься в путь, пока империализм не успел еще мало-мальски наладить свою разлаженную телегу, а он может еще наладить ее кое-как на известный период».
Вооруженное восстание в Германии было подавлено. Но в Москве надеялись, что польские рабочие и крестьяне только и ждут прихода Красной армии. Михаил Тухачевский командовал наступлением на Польшу под лозунгами «Даешь Варшаву! Даешь Берлин!». Речь, разумеется, шла не о захвате этих европейских столиц, а об экспорте революции. В Москве говорили о «революционной войне в целях помощи советизации Польши».
Ленин телеграфировал члену Реввоенсовета Западного фронта Ивару Смилге: «Необходимо налечь изо всех сил, чтобы белорусские рабочие и крестьяне, хотя бы в лаптях и купальных костюмах, но с немедленной и революционной быстротой дали Вам пополнение в тройном и четверном количестве».
Сто тысяч поляков в Гражданскую воевали на стороне большевиков. Польские коммунисты рассчитывали превратить свою родину в социалистическую республику. 23 июля 1920 года в Москве образовали Временный революционный комитет Польши по главе с Феликсом Дзержинским, самым известным из поляков, вставших на сторону русской революции. Польские коммунисты двинулись из Москвы на фронт.
Ленин велел поднять польскую деревню, обещав крестьянам панскую землю и панский лес.
Но в этой войне национальные чувства взяли верх над классовыми. Поляки против русских, русские против поляков. Воевали за территорию, никакой идеологии.
Пилсудский видел, что торжествует старое правило: что захватил, то твое, и он решил захватить максимальное количество территорий, чтобы поставить потом мир перед свершившимся фактом. В Польше возник патриотический подъем, молодежь вступала в армию добровольцами. Такой же патриотический порыв испытывали в России. Особое совещание при главнокомандующем Вооруженными силами Республики призвало бывших офицеров русской армии вступить в Красную армию, чтобы защитить отечество.
Против Пилсудского действовали два фронта. Западный фронт (командующий Тухачевский, член Реввоенсовета Смилга) наступал на Варшаву. Юго-Западный (командующий Егоров, член Реввоенсовета Сталин) действовал и против армии генерала Врангеля, отступившей в Крым, и против поляков на львовском направлении.
Военные победы кружили голову. Между тем наступающей Красной армии катастрофически не хватало припасов. Войска устали. Командиры часто не выполняли поступавшие приказы, вновь и вновь позволяя полякам ускользать от разгрома.
